правую руку позолоченную палицу. В таком наряде он изображал Геракла. Римлянам велено было славить императора под этим именем.
В другой день Гай надумал стать Вакхом. Он шествовал по римским улицам, опираясь на посох, сплетённый из виноградных лоз. Оленья шкура прикрывала спину императора, венок из плюща обвивал голову. Молодые девушки, одетые в греческие пеплумы до колен, шли перед Калигулой и поливали его путь вином из амфор. Он, наряжённый богом вина и веселья, сам пьянел он собственных выходок.
Гай наряжался и Меркурием: в дорожный плащ и сандалии с позолоченными крылышками; и Аполлоном: на голове — лучистый венец, символизирующий солнце, и лук со стрелами в руках; и Марсом: устрашающий взгляд из-под серебрянного шлема и позолоченный меч.
Даже в облике Венеры Калигула появлялся в торжественных процессиях. Он румянил щеки и прятал волосы под белокурым париком, ради которого остригли налысо десять невольниц-германок. Туника богини любви была цвета морской волны; нити крупного жемчуга нашиты на подол узором, напоминающим морскую пену. Калигула женственным движением, перенятым у Мнестера, поднимал край туники и выставлял напоказ ногу, обутую в девичью сандалию.
Зрители попроще дивились на императора, широко раскрыв рот. Ведь, как известно, римляне падки на зрелища всякого рода. Умные задумывались: «Словно актёр, меняющий маску за маской, он морочит людей!»
LX
Близилось жаркое лето. Богатые римляне покидали город и перебирались на виллы. Приморские городки, угрюмые и скучные зимой, летом кипели жизнью.
В конце мая Гай выехал в Байи. Местные горячие источники не одного сенатора излечили от подагры, и не одну матрону — от бесплодия. Калигула мечтал погрузиться в ванну, наполненную тёплой целебной водой, и навсегда избавиться от головных болей.
Преторианцы сгоняли народ из близлежащих селений. Поселянам было велено мести дорогу и поливать её водой, чтобы улеглась пыль. Гай ехал на коне, оглядывая окрестности. За ним медленно ползли позолоченные носилки, в которых полулежала располневшая Цезония. Ей предстояло родить в августе. Калигула пообещал матроне свадьбу в тот день, когда ребёнок появится на свет.
Вилла, построенная Августом для Ливии, казалась Гаю недостаточно роскошной. Он решил перестроить её на свой вкус. В крытых повозках везли мрамор, гранит, золото и глыбы горного стекла, добываемого в далёкой варварской Дакии.
На вилле началась работа. Гай лично руководил строительством. Указывал, где устроить террасу, где — расширить окно, где — добавить ряд мраморных колонн. Устав давать распоряжения, Гай искал развлечений. По его приказу покрыли золотом вместительную галеру с пунцовыми парусами и вёслами в три ряда. На палубе устроили беседку, увитую виноградными лозами. Устроили два бассейна. В одном плескались мужчины, в другом — женщины. Матроны купались, не снимая шёлковых туник. Когда они выходили из воды, ткань липла к телу. Калигула осматривал соски и бедра, обтянутые мокрым шёлком. Сравнивал достоинства женщин, выбирал наиболее соблазнительную и уводил её в свою кубикулу.
Греческие музыканты услаждали слух гостей песнями и музыкой. Проплывало за кормой побережье Кампаньи. Калигула устраивал на корабле пиры с диковинными яствами и напитками. Сенаторы и всадники, удостоенные императорского приглашения, устраивали созтязания в красноречии. На латинском и греческом языках они составляли хвалебные речи в честь Гая Цезаря. Выигравшие получали из рук императора награды. Проигравшие стирали свои писания языком, если не желали быть выброшенными за борт.
В таких забавах, почти безобидных в сравнении с предыдущими, пролетало лето.
Наплававшись вдоволь, Гай вернулся в Байи.
Подъезжая к вилле, он издалека приметил группу людей в восточных нарядах. Они, потрясая длинными бородами и размахивая руками, говорили о чем-то с трибуном преторианцев. Должно быть, просили Кассия Херею о позволении поговорить с императором.
Гай подъехал к воротам. Пришельцы, завидев цезаря, повалились на колени и поклонились, касаясь лбом земли. Комья грязи летели из-под копыт Инцитата, пачкая полосатые халаты и белоснежные тюрбаны.
— Кто такие и откуда? — грозно спросил Калигула.
Старик с длинной белой бородой поднялся с колен и обратился к Гаю. Остальные с уважением прислушивались к его словам. Заметно было, что важный старик пользуется авторитетом среди сотоварищей.
— Гай Цезарь! — приложив ладонь к груди, говорил он. — Мы посланы к тебе еврейской общиной, проживающей в Александрии египетской. Я — Филон, которого любители философии именуют Александрийским. Это — мои спутники: Иосиф и Манассия. Выслушай нас, окажи любезность.
Гай жестом велел преторианцам пропустить евреев. Суетливо кланяясь, они бежали по аллее, стараясь не отстать от императорского жеребца. Подъехав к мраморной лестнице, Гай спешился и небрежно бросил поводья конюху. Подоспели евреи, запыхавшиеся и взволнованные.
— Говори! — велел Гай Филону, поднимаясь по лестнице.
— На твою справедливость уповаем! — торжественно начал Филон, идя следом. — Египтяне исполнились зверской яростью к евреям, проживающим в Александрии. Они врываются в наши дома, выгоняют хозяев с жёнами и детьми, берут ценные вещи. Одиноких беззащитных евреев побивают камнями и палками, связывают им ноги кожаными ремнями и таскают по улицам на потеху ротозеям! Наши синагоги предаются осквернениям и разграблениям! — голос старца задрожал от слез.
— Что же вы сделали египтянам, что они так ненавидят вас? — равнодушно поинтересовался Калигула.
— Ничего, Гай Цезарь! Этому нечестивому народу пришла охота грабить безнаказанно! Творя беззакония, они смеют прикрываться твоим именем. Говорят: «Гай Цезарь одобрит нас за гонения на евреев!»
— Вот как? — Гай резко остановился и оглядел Филона исподлобья. — Почему?
Еврейский философ замялся.
— Предлогом египтянам послужило отсутствие твоей статуи в наших синагогах, — понизив голос, объяснил он.
Гай усмехнулся торжествующе. «Я так и думал!» — без слов говорила улыбка.
— Что же вы не чтите своего цезаря, как положено? — с нескрываемым сарказмом спросил он.
— Мы чтим! — поспешил заверить Филон. Иосиф и Манассия закивали, подтверждая его слова. — Приносим жертвы за твоё здоровье. Закалываем годовалых тельцов и барашков без единого изъяна. Выбираем лишь тех, которые родились первыми у матери своей. И мясо закланное не уносим с собой и съедаем, а сжигаем на алтаре. Когда ты был болен, мы молились о твоём выздоровлении.
— Пусть вы молились обо мне, но не мне же! — сердито прервал его Гай. — Что мешает вам, евреям, поставить мои статуи в храмах?!
— Наш Бог! — склонив голову, произнёс Филон. Тихо, но весомо прозвучали его слова. — Родители и наставники с пелёнок нас учат чтить единого Бога, Создателя Вселенной.
— Вот как! Значит, я для вас — не бог?! — оскорблённо спросил Гай.
Филон промолчал. Калигула, резко развернувшись, вбежал в помещение. Евреи последовали за ним.
Гай, заложив руки за спину, преувеличенно внимательно разглядывал новое убранство виллы. Пальцем поманил к себе управляющего постройкой.
— Мне не нравится эта роспись, — капризно заявил он, указав на стену триклиния. — Краски слишком бледны.
— Не беспокойся, Гай Цезарь! — поклонился управляющий. — Я велю живописцу сделать поярче.
— Почему женские фигуры одеты? — не унимался Гай. — Пусть будут обнажёнными!
— Как прикажешь, великий цезарь! — усердно кланялся управляющий.
— И больше золота! Больше роскоши! — требовал Калигула. — Не забывайте: вы строите жилище для императора, а не хижину для плебея!
— Да, цезарь.
Гай подошёл к окну и легонько постучал по стеклу ногтем. Раздался тонкий мелодичный звук. Калигула
