крыльями и нервно переставляли тонкие ноги. Редкие, дорогие птицы достойны Друзиллы. Но Гаю хотелось почтить её особой, незабываемой жертвой.

Император ещё и верховный понтифик. Честь освящения всякого нового храма принадлежит ему. Гай передал Херее золотые молнии и взял молот, которым полагается оглушить жертвенное животное.

Жрец-виктимарий суетился около павлинов. Тщательно осмотрел и выбрал первую птицу — самую пышнохвостую и лишённую изъянов. Спутал павлину лапы верёвкой. Взгромоздил его на мраморный алтарь.

— Можно? — замахиваясь молотом, спросил Калигула.

— Бей! — ответил виктимарий.

Калигула опустил молот. Не жертвенному павлину размозжил он голову, а жрецу!

Жрец рухнул на алтарь, придавив птицу тяжестью своего тела. Руки его судорожно задёргались, пытаясь ухватиться за что-то, и замерли. Широко открытые глаза остекленели. Из раны на затылке брызнула кровь, обагряя алтарь, мозаичный пол, статую Друзиллы и Калигулу, держащего молот.

Гай нагнулся, брезгливо приподнял за волосы голову жреца и с любопытством посмотрел в мёртвые глаза. Ему хотелось знать, что почувствовал тот в последнюю минуту.

В храме зависла тишина. Люди отступали подальше к стене, не смея отвести взгляда от убитого на их глазах жреца, принадлежавшего к одному из лучших римских родов, и от императора-убийцы.

Калигула невозмутимо пояснил, указывая на жреца:

— Он сказал: «Бей!»

Испуганное, напряжённое молчание послужило ему ответом. Сотни глаз, женских и мужских, сверкали в темноте. В одних читался безумный страх, в других — немое осуждение.

Неожиданно Гай почувствовал, как стекает по хребту холодный липкий пот. Словно бог ужаса коснулся когтистыми лапами его спины! Все эти люди, с которыми он заперт в храме Друзиллы, могут наброситься на него и разорвать на части! Так, согласно древней легенде, поступили сенаторы с Ромулом, основателем города. Куски его тела спрячут под тогами и плащами, вынесут прочь и разбросают под покровом ночи…

Гай передёрнулся, представив конец, ожидающий его. Лихорадочно оглянулся, пересчитывая верных преторианцев, могущих защитить его от разъярённой толпы.

Тишина достигла той степени, при которой она отдаётся в ушах невыносимым, дребезжащим звоном. Гаю показалось, что он вот-вот упадёт на землю и забьётся в судороге.

— Слава Гаю Цезарю, принцепсу и императору! — раздался громкий голос. — Вот жертва, достойная богов!

Калигула улыбнулся, ощутив прилив облегчения. Прижмурился, отыскивая в толпе человека, угадавшего его мысли. Им оказался Ирод Агриппа. Расталкивая соседей, Агриппа выбрался наперёд и шёл к окровавленному алтарю. Иудей поднял руки в жесте безмолвного восхищения. Рукава зеленого, расшитого золотом, восточного халата трепыхали, словно крылья. Крупный крючковатый нос ещё сильнее подчёркивал сходство Агриппы с птицей.

— Все — вон! — вернув себе утерянное самообладание, заорал Калигула. — Все, кроме Агриппы!

Испуганная толпа поспешно бросилась к двери. Преторианцы подгоняли людей плётками и мечами, вложенными в ножны. Матроны и патриции толкались, наступали друг другу на ноги. Гонимые паникой, они пытались раньше других выбежать из храма. Падали, поднимались, ползли, наступали на лежащие тела… Три женщины и один немолодой всадник оказались затоптаны насмерть.

Гай прошёлся по храму, усеянному разноцветными лоскутками: обрывками сенаторских тог и женских покрывал. Тронул ногой тела затоптанных, уже начавшие коченеть.

— Жертва Друзилле, — удовлетворённо заявил он.

Иудей поспешно затряс головой, соглашаясь.

Калигула обнял Агриппу. Шепнул ему, прослезившись:

— Ты один понимаешь меня. Ты — истинный друг.

Агриппа кивнул, преданно заглядывая в лицо Калигуле. Иудей поразился: как сильно изменился Гай Цезарь за последние два года! В двадцать четыре года Гай был молодым, рослым красавцем. Юные девушки влюблённо заглядывались на императора, проезжающего верхом на Инцитате. Теперь, в двадцать шесть, Калигула походил на немолодого человека, уставшего от жизни. Узкий лоб избороздили глубокие морщины. Гай обычно прикрывал их волосами, начёсанными и подстриженными на уровне бровей. Но вблизи Агриппа заметил и эти морщины, и пористую бледную кожу, и красноту глаз, и сильно поредевшие волосы.

— На днях я получил известия от наместника Сирии, Петрония, — продолжал Гай. — Умер твой дядя Филипп, тетрарх областей Трахона, Гавланитиды и Батанеи.

Агриппа удручённо вздохнул и сложил руки на груди.

— Как вернусь домой — разорву одежды, посыплю голову пеплом и оплбчу дядю по обычаю моего народа! — заявил он. Агриппа мысленно прикидывал, какое из его одеяний постарее и подешевлее. Чтобы не жалко было рвать.

— Освободившуюся тетрархию я даю тебе! — Гай звучно расцеловал иудея в обе щеки.

У Агриппы подкосились колени.

— Спасибо, великий цезарь! — прослезился он. — Когда велишь отъехать в Иудею?

— Хоть завтра. Но ненадолго! Посмотри на обретённое владение и возвращайся в Рим. Без тебя я буду совсем одинок.

— Слушаюсь, цезарь, — Агриппа с восточной церемонностью поцеловал руку императору.

— Агриппа! Перед отъездом зайдёшь ко мне. Я дам тебе послание для Публия Петрония, сирийского наместника.

— Хорошо, цезарь!

— И на словах передашь Петронию: император гневается на него. По всей империи уже установили мои статуи для народного поклонения. Иерусалимский храм до сих пор подобной статуи не имеет. Пусть Петроний распорядится отлить из золота мою статую высотой в два человеческих роста для Иерусалимского храма.

Агриппа испугался. Он часто нарушал закон Мойсея, вкушая за столом императора запретную свинину. Он осквернял себя сношениями с чужеземными блудницами и даже мальчиками. Но установить золотого идола в священном храме!..

— Гай Цезарь! — иудей умоляюще сложил ладони. — Не делай этого!

— Почему? — нахмурился Калигула.

Ирод Агриппа мучительно подыскивал нужные слова:

— У иудеев особая вера. Им запрещено поклоняться идолам. Чужестранные боги для нас — мерзость. Понтий Пилат, бывший прокуратором при Тиберии, вступил в Иерусалим с римскими орлами и значками покойного цезаря. Народ взбунтовался и вынудил Пилата убрать эти изображения.

— Вот как! — протянул Гай, обиженно прижмурившись. — Значит, моя статуя — мерзость для иудеев?

Агриппа сжал пальцами виски, стараясь унять нахлынувшее головокружение. Бог и император угрожали ему. Чей гнев страшнее?

— Прости, Гай Цезарь! — униженно прошептал Агриппа. — Иудеи, как и все народы твоей великой империи, будут благословлять тебя! Я передам наместнику Петронию приказ о статуе.

Калигула медленно кивнул, прикрыв глаза. Когда Гай зажмуривался, ему казалось, что он видит собственную душу. Ирод Агриппа продолжал лепетать что-то льстивым голосом. Думая о своём, Гай не вслушивался в смысл слов.

— Агриппа! — прервал он иудея. — Ты говорил, что существует один бог. Остальные — ложны.

— Верно — подтвердил тот.

— Ты прав! — медленно, словно в полусне, проговорил Калигула. — Богов нет! Каждый сам для себя бог! И только я могу позволить себе стать богом для всех!

Гай неспешно двинулся к выходу.