И вдруг ей вспомнилось: эта девочка Александрина сказала, что «менеджер с минуты на минуту вернется – отъехал на заправку». На машине отъехал? Но у дома номер шесть, кроме машины Кравченко и этой развалюшки, других никаких нет. Значит, он на «Жигулях» заправляться ездил? На таких вот – такой сноб?

– Вадь, это какая модель «Жигулей»? – спросила Катя, когда они сели в машину.

– Первая. «Копейка». Что, понравилась? Прямо глаз от нее не оторвешь.

– Да-а… «копейка»… Подожди секунду. – Она зашелестела блокнотом в сумочке, украдкой записав номер. Она сделала это без всякой задней мысли. Чисто машинально. Раз ищут в столичном регионе старые бежевые «Жигули» и проверяют абсолютно всех их владельцев, то…

– Ох, чувствую, отольется еще нам наше беспардонное вранье, Вадичка, – вздохнула она тяжело.

– Ящик пива! – хищно напомнил Кравченко. – Сейчас рванем куда-нибудь, о, знаю куда – мне Серега про одну забегаловку говорил.

Он олицетворял собой само легкомыслие. А обычно это было Катино амплуа. Но сейчас она охотно уступила «драгоценному В. А.». Оглянулась напоследок: Гранатовый переулок, бежевые «Жигули»… Видно, придется возвращаться в эту галерею. Ее владелец и точно – весьма и весьма занятная личность.

Занятная личность… именно так думал кое о ком и Белогуров. О том человеке, к кому ехал. Ему предстояла занятная встреча с занятной личностью. И от всей этой занятности впору было рехнуться.

С утра (они договорились по телефону встретиться в половине первого: раньше клиенту просто не доставили бы деньги – оплату заказа) Белогурова тянуло к бутылке. Но он гнал от себя свою жажду. Во- первых, клиент, с которым предстояла встреча, Феликс Михайленко, не выносил и запаха спиртного. А во- вторых, управлять машиной под градусом, когда на заднем ее сиденье в специальном деревянном футляре покоилась ЭТА ВЕЩЬ, было… Если бы что-то случилось – самая пустячная авария – и Белогуров бы попал в цепкие лапы ГИБДД, то заветный футлярчик и его причудливое, если так можно выразиться, содержимое, стало бы… Белогуров хмыкнул: а вот как раз и страж дороги у светофора на перекрестке. Салют тебе, хозяин трассы, салют, товарищ, друг мой, брат мой, салют тебе! О, если бы ты только знал, мент-братишка, чью машину провожаешь сейчас равнодушным взглядом. Не к чему придраться, комендаторе? С иномарочкой моей все вроде в полном порядке. Если бы ты только знал, что увозит от тебя моя иномарочка все дальше и дальше…

Белогуров (светофор впереди зажег красный свет) оглядел стоявшие рядом авто. И вы, братцы мои, если бы только узнали, что я везу бедному богатому Феликсу… Интересно, что бы вы, дорогие сограждане, подумали? И что бы сказали вслух? Что отразилось бы на ваших усталых, скучающих лицах, землячки, «дорогие мои москвичи»? Ужас? Отвращение? Ярость? Страх? И что бы вы сотворили со мной за ЭТО – упекли в психушку, растоптали, размазав мои мозги по асфальту, расплющили бы меня – выродка, ядовитую гадину, сумасшедшего извращенца, кровавого садиста, манья…

Но дело-то все в том, дорогие мои, что я, Я – ИВАН БЕЛОГУРОВ – ваш земляк, ваш друг и брат во Христе, в которого, страдающего и распятого, ни я, ни вы уже, наверное, и не в состоянии поверить, я… нормальней вас всех. Я – НЕ СУМАСШЕДШИЙ. Вот в чем вся загвоздочка-то… А эта безделушка в футляре, что у меня за спиной, – не сувенир для полоумного психопата, а… ВЕЩЬ, за которую мне платят деньги. Очень большие деньги. Но хотя это и так, это – последняя вещь, последний предмет антиквариата особого сорта, который я продал в своей жизни. В этом я поклялся там, на берегу, когда мог умереть и не умер: ЭТА ВЕЩЬ – ПОСЛЕДНЯЯ.

Белогуров включил магнитолу. Радио «Петербург» передавало вальс «Голубой Дунай». Музыка, музыка, музыка…

Этот же самый вальс звучал и на Ленинградском вокзале. Его играл в тот вечер у летнего кафе бродяга-гармонист – грязный, пьяный, опустившийся бомж, гармошка которого пыталась веселиться, но вместо этого хрипела, словно в последнем градусе чахотки. За липким пластмассовым столиком Белогуров ожидал Володимира – тот позвонил ему и назначил «стрелку» на девять вечера.

Белогуров вспоминал настороженное выражение лица того самого оперативника – Колосов его фамилия. Они ожидали этого важного звонка в его кабинете на бывшей улице Белинского. Белогуров понимал, что этот Колосов и его сотрудники решили воспользоваться им как подсадной уткой в этой своей операции по захвату. (Господи, знали бы они…) Володимир, услышав в трубку, что Белогуров согласен купить иконы, как и в прошлый раз, назначил встречу на Ленинградском вокзале. Они (Белогуров знал, что его прикрывают, но засечь, кто именно его «крыша» из угрозыска в волнующейся и галдящей толпе пассажиров, естественно, не мог) прождали более сорока минут. Белогуров уже думал, что церковный вор кинул их, заподозрив что-то. А гармошка все наяривала… За соседним столиком какой-то пропойца в тельняшке с ожесточением обгладывал копченую «ножку Буша». Обсосал со смаком куриные кости, плеснул себе пивка в пластмассовый стакашек, осушил единым духом, подавился от жадности, откашлялся, отдышался, а потом с тем же смаком харкнул прямо в картонную тарелку, из которой только что ел. Жирный плевок – шлеп… Белогуров ощутил, что его вот-вот вырвет… – Приветик. Ждешь меня – ну и лады. Деньжата привез? – Володимир – он вынырнул откуда-то из здания билетных касс – покачивался с каблука на носок. – Как договорились, значит? Ну, пойдем. Да не дрейфь. У меня точно, как в аптеке.

Дальнейшее было как в тумане: стоянка, машина. Володимир достал из багажника сумку, расстегнул «молнию», показав – вот иконы, те самые. Без обмана. Я с тобой, приятель, честен, а ты… В следующую секунду ему уже крутили руки два качка, а тот мент Колосов, появившийся откуда-то, сказал… Но Белогуров не помнил его слов – торжествовал он, что же еще? Взяли они этого придурка теплым, с крадеными вещами в руках, да еще и всю сцену задержания на видео засняли, как потом сами хвалились в машине. Белогуров запомнил фразу, брошенную ему Володимиром, на запястьях которого уже защелкнулись наручники:

– Продажная шкура… На моем горбу в рай хочешь, гнида, въехать? Не получится!

У Белогурова в тот миг появилось странное ощущение: все вниз и вниз, словно камень, сорвавшийся с горы, все быстрее и быстрее… И визжала, наяривала, веселя вокзальную публику, та полудохлая гармошка. Мысль мелькнула: «А ведь Егор-то был прав. Для чего я все это затеял? Ведь это и точно – все равно как самому в пасть ко льву… Неужели тянет?!»

И сегодня, когда он спустился в подвал, где Чучельник (его так и распирало от гордости) торжественно продемонстрировал ему готовую ВЕЩЬ, у Белогурова появилось то же самое ощущение. Все утомительные трудоемкие операции по «доводке исходного материала до кондиции» – с просушиванием в установке для искусственного загара – были закончены. Последний раскаленный шар-болванка (один из самых маленьких по размеру) извлечен наружу. Смазка из дубильных квасцов и фруктового джема смыта красным вином. Шов на коже в затылочной части под волосами «изделия», значительно уменьшившегося в размерах, аккуратно зашит. Волосы (к счастью, они не потеряли своего блеска) осторожно вымыты мягким шампунем и