– Раневой шок, – пояснил Валь.

– Скорее камфару, – скомандовала Звонарёва.

Немец начал методически промывать шприц.

Варя вырвала у него шприц и сама сделала инъекцию. Пульс стал улучшаться, опасность миновала.

– Потрудитесь двигаться побыстрее, господин фон Валь, когда я Вам отдаю приказания! – резко проговорила Варя. – Блохин, подите-ка сюда.

– Сей секунд, Варвара Васильевна!

– Этот немец не хочет меня слушаться, из-за него сейчас чуть не умер раненый.

– Прикажете его порешить? – угрожающе вскинул Блохин винтовку.

При виде направленного на него штыка немец отчаянно заверещал:

– Вы не имеете права меня убивать! Женевская конвенция воспрещает применение вооружённой силы к медицинским работникам. Не понимаю, почему Вы так волнуетесь, фрау, в России много солдат. Одним больше, одним меньше – что это изменит?

– Ну и логика! Нечего сказать, хорош врач. Обождите пока, Филипп Иванович. Пуганули его – теперь будет послушнее, – закончила Звонарёва.

Солдат убрал винтовку. дальше работа протекала в полном молчании. Немец беспрекословно и расторопно исполнял все распоряжения Звонарёвой.

Немного погодя она прошла в соседний блиндаж поглядеть, как там идёт дело.

Глаза Гирштейна блестели от удовольствия, когда раненый облегчённо вздыхал и благодарно улыбался доктору.

– Гут, карош зольдат, молодец! – коверкал русские слова врач.

Гирштейн с увлечением ловко работал ланцетом. Осипенко едва успевала подавать инструменты и бинты.

– Он научил меня, как называется по-немецки вата, бинты, марля, так что я понимаю его без переводчика, – радостно сообщила Ирина.

Звонарёва ласково потрепала девушку по щеке.

– Очень рада, что у Вас всё в порядке. А у меня из-за оплошности фон Валя чуть не умер раненый…

Слова Вари услышали собравшиеся у перевязочного пункта раненые и моментально всполошились:

– Что же это такое, братцы? Немцы-врачи убивают наших раненых, а наша докторша тут под кустиком прохлаждается, – заорали в толпе.

– Бей немчуру, бей докторшу! – орали они, врываясь в блиндаж.

Гирштейн в ужасе поднял вверх руки и что-то закричал по-немецки. Осипенко от страха залезла под операционный стол и разрыдалась.

– Назад! Не смейте его трогать! – бросилась на помощь Гирштейну Звонарёва, загораживая собой врача.

– Бей её, коли она за немца! – кинулся было к Звонарёвой один из солдат.

– Куда прёшь, осади назад! – вступился пожилой солдат. – Мы свою докторшу в обиду не дадим! Кто её только тронет, всех перестреляем на месте!

Солдаты постепенно успокоились.

Узнав о причине бунта, Гирштейн всё ещё дрожащим от страха голосом поблагодарил Звонарёву за своё спасение и затем рассказал:

– Фон Валь считает, что необходимо умерщвлять русских раненых, если они попадут к нам в руки.

– Почему же сразу не сообщили мне об этом?

– Боялся мести. Конечно, это есть малодушие с моей стороны, оправдывался Гирштейн.

– Придётся немного погодя Вас обоих отправить с пункта. Иначе трудно ручаться за Вашу безопасность.

Желая избежать самосуда, Варя отстранила фон Валя от работы и приставила к нему солдата из легкораненых.

– Стереги немца, чтобы не сбежал! – приказала она солдату.

После этого Звонарёва занялась перевязками. Теперь ей ассистировал Гирштейн.

Около четырёх часов дня Хоменко возобновил наступление. Его полку предстояло атаковать сильно укреплённую деревню Пальча. Борейко по его приказу сосредоточил на ней огонь своих батарей.

С наблюдательного пункта было видно, как сметались целые хаты, рушились каменные здания, горели сараи.

– Через час от деревни останется одно воспоминание, тогда мы и пойдём вперёд, – проговорил полковник. – А сейчас ударьте, сынку, шрапнелью.

Борейко отдал нужные распоряжения.