– А мы все враз домой подадимся. Пущай, кому охота, в окопах вшей кормят, – вмешался в разговор телефонист Петров.

– Так тебя, дурака, и отпустят с фронта. На войне, брат, всё продумано. Вперёд на немца бежать разрешается, а как в тыл подашься, тебя мигом схватят жандармы да полиция. На то они и поставлены. Они знают: коль солдат побежал из окопов, то их заместо солдат пошлют на фронт кому же охота свою шкуру под пули подставлять? Тебя словят и начальству представят: так, мол, и так – дезертир, надобно его поскорей обратно в окопы загнать, а то некому господ от немца защищать, – пояснил Кедров.

– Да, дело тут тёмное… Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста. – И Петров отошёл.

Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.

– Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, – ворчал Солопов, подметая около своего орудия.

Когда всё было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушёл.

Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжёлой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдёт на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.

Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.

– Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, – заметил Кремнёв, когда офицеры ушли.

Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.

– Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, – проговорил он, – можно, пожалуй, и на боковую.

Через десять минут все спали на походных кроватях, а ещё через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.

– Прошу прощения за беспокойство, – прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто. – Командир особой тяжёлой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.

Кремнёву пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.

– У нас уже побывал один командир тяжёлой батареи. Сейчас он спит в сарае.

– Какой части? – спросил приезжий.

– Первого тяжёлого дивизиона шестидюймовых гаубиц.

– У нас калибр немного побольше – двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, – усмехнулся Борейко.

– Ого! Я даже не слыхал ещё о таких пушках, – вскочил с постели Павленко. – Нельзя ли на них посмотреть?

– Отчего же нельзя? Через час батарея подойдёт. Завтра днём Вы их увидите во всей красе и мощи.

– Вы, если так можно выразиться, сверхтяжёлая артиллерия, – улыбнулся Кремнёв.

– Около того.

Постучавшись, в комнату вошёл ещё один офицер – высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.

– Знакомьтесь, господа, – мой старший офицер, поручик Звонарёв, представил его Борейко.

– Сергей Владимирович? – сорвался с постели Сологубенко. – Вот уж не ожидал Вас здесь встретить! – и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.

Расцеловались, затем художник засыпал звонарёва вопросами.

– Почему Вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?

– Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.

– В деревне Бронники! В этом отряде работают сёстры Ветрова и Осипенко, – сразу оживился прапорщик. – Вы их, конечно, знаете, господин поручик?

– Представления не имею. Чем знамениты эти особы?

– Ничем, кроме того, что в одну из них влюблён наш Боб, – пояснил Сологубенко.

– Поди сюда, Серёжа, – подозвал поручика Борейко. – Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны действовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.

Офицеры склонились к карте.

В раскрытое окно донёсся шум бешено мчавшегося мотоцикла, и вдали сверкнул огонёк фары.

– Что за сумасшедший так несётся в ночной темноте? – взглянул в окно Кремнёв. – Этак недолго и сломать себе шею.