Это была прогулка, которую Ларри Андервуд запомнил навсегда. Он поймал себя на мысли, что она, в общем-то, к месту процитировала Толкиена, с его мифическими землями, видимыми сквозь призму времени и полубезумного, полуволшебного воображения, населенными эльфами, гномами, троллями и великанами- людоедами. Ничего подобного, конечно, в Нью-Йорке не было, но столько изменилось, столько выбилось из привычной колеи, что невозможно было думать об этом иначе, чем в плоскости фантастики. Так все сюрреалистически переплелось. Мужчина, висящий на фонаре в когда-то деловом районе, на углу Пятой и Восточной Пятьдесят четвертой, как раз позади парка, с табличкой на шее, на которой было выведено одно-единственное слово — ГРАБИТЕЛЬ. Кошка, лежащая на верхушке мусорного бака (наклеенные по его бокам рекламные плакаты какого-то бродвейского шоу все еще сохраняли свежий вид), кормящая котят и наслаждающаяся утренним солнышком. Широко улыбающийся молодой человек с саквояжем, подбежавший к ним и сказавший Ларри, что он заплатит миллион долларов, если тот даст ему пятнадцать минут попользоваться женщиной. Миллион, вероятно, был у него в саквояже. Ларри наставил на него винтовку и велел убираться со своим миллионом подальше.

— Конечно, парень. Только опусти ствол, слышишь? Я ведь только предложил — что тут такого? Удачи тебе. Будь здоров.

Вскоре после встречи с этим парнем (Рита с истеричным юмором упорно называла его Джоном Берсфордом Типтоном, ничего не говорящим Ларри именем) они добрались до угла Пятой и Восточной Тридцать девятой. Был уже почти полдень, и Ларри предложил перекусить. Прямо на углу стоял магазин деликатесов, но стоило ему отворить дверь, как вырвавшийся оттуда запах гниющего мяса заставил ее отпрянуть.

— Мне лучше туда не входить, а то я совсем потеряю аппетит, — извиняющимся тоном сказала она.

Ларри полагал, что сумел бы отыскать там какие-нибудь копчености — салями, пепперони или что-то в этом роде, но после встречи с Джоном Берсфордом Типтоном за четыре квартала отсюда ему не хотелось оставлять ее одну даже на то короткое время, которое потребовалось бы ему, чтобы зайти в магазин деликатесов и поискать съестного. Поэтому через полквартала они нашли скамейку и поели там сушеных фруктов с вяленой ветчиной. Закончили они крекерами «Риц» с сыром, передавая друг другу по очереди термос с холодным кофе.

— На этот раз я и вправду была голодна, — гордо объявила она.

Он улыбнулся, почувствовав себя лучше. Главное — находиться в движении, постоянно что-то делать, и все будет в порядке. Говорил же он, что ей станет лучше, как только они выберутся из Нью-Йорка. Тогда ему просто надо было хоть что-то сказать. Теперь же, ощущая душевный подъем, он верил в искренность произнесенных им в тот момент слов. Находиться в Нью-Йорке — все равно что торчать на кладбище, где мертвецы еще не совсем успокоились. И чем быстрее они выберутся отсюда, тем лучше. Может, она снова станет такой же, какой была в день их первой встречи в парке. Окружными дорогами они доберутся до Мэна и займут один из тех летних домиков, что держали для себя богатые сучки. Сейчас надо двигаться на север, а в сентябре или октябре — на юг. Летом — Будбей-Харбор, а зимой — Кей-Бискейн. Неплохой маршрут. Занятый своими мыслями, Ларри не заметил на ее лице гримасу боли, когда он поднялся и вскинул на плечо винтовку.

Теперь они шли на запад, и тени их двигались следом — сначала сплющенные, как лягушки, но вытягивающиеся по мере убывания дня. Они миновали Американскую авеню, Седьмую авеню, Восьмую, Девятую, Десятую. Улицы застыли в тишине. Они были похожи на скованные льдом реки машин всех цветов радуги с доминирующим желтым — цветом такси. Многие автомобили превратились в катафалки с разлагающимися водителями, склонившимися над рулем, и полулежащими пассажирами, словно их, утомленных дорожной пробкой, сморил сон. Ларри стал подумывать, не взять ли им парочку мотоциклов, как только они выберутся из города. Это даст им возможность двигаться быстрее и позволит объехать самые большие пробки из мертвых экипажей, забивших, вероятно, все дороги.

При условии, если она умеет ездить хотя бы на велосипеде, осек он себя. А судя по тому, как идут дела, конечно, выяснится, что нет. Жизнь с Ритой оборачивалась настоящей морокой, по крайней мере в некоторых аспектах. Впрочем, он надеялся, что в случае необходимости она может ехать на заднем сиденье.

На перекрестке Тридцать девятой и Седьмой они увидели молодого человека в одних хлопчатобумажных шортах, лежащего на крыше такси «динг-донг».

— Он мертвый? — спросила Рита, и при звуке ее голоса молодой человек сел, огляделся, увидел их и помахал им рукой. Они помахали в ответ. Парень снова принял прежнюю позу.

Было два часа с небольшим, когда они пересекли Одиннадцатую авеню. Ларри услыхал позади себя сдавленный крик боли и заметил, что Рита уже не шагает слева от него.

Она, опустившись на одно колено, держалась за ногу. Почти с ужасом Ларри впервые обратил внимание на то, что на ней были дорогие открытые сандалии, наверное, долларов за восемьдесят, подходящие для короткого променажа по Пятой авеню мимо витрин, но для далекой прогулки вроде их теперешней, по сути дела, похода…

Ремешки на щиколотках сильно натерли ей кожу, и кровь стекала по ногам.

— Ларри, я так…

Он рывком поднял ее на ноги и крикнул прямо в лицо:

— О чем же ты думала?

Когда она испуганно отпрянула, он на мгновение он ощутил прилив стыда, но вместе с тем и какое-то злорадна удовольствие.

— Ты что, рассчитывала вернуться на такси обратно домой и переобуться, если у тебя ножки устанут?

— Я не предполагала…

— О Господи! — Он вцепился руками себе в волосы; — Конечно, нет. Рита, у тебя течет кровь. Давно они стали тереть?

Она ответила таким тихим шепотом, что даже в мертвой тишине, нависшей над городом, он с трудом расслышал ее..

— Где-то… Наверное, с пересечения Пятой и Сорок девятой.

— Твою мать, тебе стало больно двадцать кварталов назад, и ты молчала?

— Я думала… может, это… пройдет… Поболит и перестанет… Я не хотела… Мы так хорошо шли… Выбирались из города… Я просто думала…

— Ты вообще ни о чем не думала, — сердито сказал он. — Сколько, по-твоему, мы сможем пройти с такими вот… Твои ё…е ноги выглядят так, будто тебя сняли с ё…го креста.

— Не ругай меня, Ларри, — сказала она и начала всхлипывать. — Пожалуйста, не надо… Мне так плохо, когда ты… Пожалуйста, не ругайся.