Отвлекаюсь. Заходит еще кто-то, это та девчонка, которая, если меня не подводит память, совершенно немотивированно поцеловала меня взасос на прошлой пятничной вечеринке. В джукбоксе по-прежнему Питер Гэбриел.

– Но это же Диана Арбус – вне всякого сомнения, – говорит одна из девушек, и это она серьезно.

Дентон окидывает меня железным взором с противоположной стороны стола. Он-то, наверное, согласился с этим.

– Но ревизионистская теория в ее случае совершенно не обоснована, – радостно вставляет кто-то.

Возникает заминка, затем чей-то вопрошающий голос:

– А как насчет Виджи. Что о Виджи-то вы думаете, бога ради?

Испытывая невнятный сексуальный интерес, заказываю еще один кувшин пива и пакет картофельных чипсов со вкусом барбекю, от которых у меня расстраивается желудок. Питера Гэбриела сменяет Питер Гэбриел. Девчонка, поцеловавшая меня взасос в прошлую пятницу, уходит, купив пачку сигарет, и в каком- то извращенном смысле меня это разочаровывает. Она не настолько симпатична (слегка азиатка, с танцевального?), но, возможно, я бы ей вставил. Возвращаюсь к разговору.

– На этот раз Спилберг зашел слишком далеко, – шипит подсевший за столик недовольный мулат- интеллектуал в неброском необитниковском, но все же модном прикиде, увенчанном беретом.

Куда он зашел? Как будто только и делает, что ошивается в квартире в Кэнфилде, и бухает, как маньяк, и отваливает, когда родители приезжают на уик-энд, и каждый семестр принимает кучу друганов из закрытых колледжей. Какого хуя он делает в этой жизни? Как будто это его юные первогодочки посвящают в свои секреты и с ним подолгу прогуливаются вокруг общаг после ужина?

– Просто слишком далеко, – соглашается Дентон. Он серьезен, не шутит.

– Просто слишком далеко, – говорю я, кивая. Позади нашего столика второкурсники спорят о

Вьетнаме, какой-то чувак, почесывая голову, типа в шутку говорит:

– Черт, когда это было-то? А кто-то еще говорит:

– А не насрать ли?

И жирная девчонка с серьезным видом, готовая уже удариться в слезы, орет:

– Нет!

Кризис Старшекурсника Социологической Специализации. Я поворачиваюсь обратно к нашему столику с Уебками С Искусства, потому что они наводят меньше скуки.

Лесбиянка из Дьюка спрашивает:

– А вам не кажется, что истоки его популярного гуманизма скорее в извращенной поп-культуре шестидесятых, нежели в лишенной иллюзий модернистской точке зрения?

Поворачиваюсь опять к другому столику, но они растворились. Она снова спрашивает, перефразируя вопрос для напряженного мулата. Кого, черт подери, она спрашивает? Кого? Меня? Дентон не перестает кивать, будто она говорит что-то невероятно глубокое.

Кто вообще эта девушка? Зачем она живет? Интересно, может, стоит уйти прямо сейчас? Встать и сказать: «Спокойной ночи, уебки, это было сильно, и надеюсь, я никогда больше не увижу никого из вас» – и уйти? Но если я так сделаю, закончится тем, что они будут говорить обо мне, а это еще хуже, и я серьезно пьян. С трудом держу глаза открытыми. Единственная симпатичная девушка за нашим столиком поднимается, улыбается и уходит. Кто-то громким шепотом говорит:

– Она трахалась… вы готовы? – (Все за столом пригибаются вперед, даже я.) – С Лорен!

У всех от удивления раскрываются рты. Что за Лорен? Француз из Сотвелла? Или алкоголичка из Висконсина, работающая в библиотеке? Не может быть, что это моя Лорен! Исключено. Быть того не может, что она лесбиянка. Даже если так оно и есть – меня это слегка возбуждает. Но… может, записки она доставляла не по адресу? Может, она имела в виду ящик Джейн Горфинкель – он как раз над моим? Не хочется спрашивать, о которой Лорен идет речь, хотя узнать хочется. Гляжу на бар, пытаюсь отвлечься, но там по меньшей мере четыре девчонки, с которыми я переспал. На меня не смотрит ни одна из них. Они по-деловому, с отсутствующим видом потягивают пиво и курят, да что за хуйня. В конце концов срываюсь, сваливаю, ухожу. Проще простого. Я за дверью. Фелс неподалеку. У меня там есть кое-какие друзья, разве не так? Но при мысли об этом находит невероятнейшая тоска, так что я просто слоняюсь какое-то время по общаге, а затем сваливаю. Теперь в Сотвелл? Не-а. Но та девчонка, которая поцеловала меня… кажется, живет в Нойсе, в одноместной комнате № 9. Иду к ее двери и стучусь.

Кажется, я слышу смех, затем пронзительный голос. Чей? Чувствую себя дураком, но я пьян, так что все круто. Открывается дверь – девчонка, которая вышла из-за стола, не та, что поцеловала меня, на ней халат, а за ней в кровати какой-то бледный парень, раскуривающий на футоне большой багровый бонг. Господи Иисусе, отстой полнейший, думаю я.

– Э-э, а Сьюзен не здесь живет? – спрашиваю я, краснея, стараясь не робеть.

Девчонка оборачивается назад к парню в кровати.

– Сьюзен живет здесь, Лорен? Парень затягивается бонгом.

– Нет, – отвечает он, предлагая его мне. – Лей-девять.

Я поспешно сматываюсь. Быстро выхожу за дверь. Я на улице, холодно. Что делать? Думаю. Что же это за вечер, если ничего не предпринять. Так и останется никаким? Как все остальные гребаные вечера? Появляются какие-то мысли в голове. Решаю отправиться в Лей-9, где живет Сьюзен. Стучусь. Кроме альбома «Небраска» Брюса Спрингстина, ничего не слышно. Трахаться под такой музон – самое то, думаю я. Проходит долгое время, но в итоге Сьюзен открывает дверь.

– Как поживаешь, Сьюзен? Привет. Извини, что побеспокоил тебя в такое время.

Она странно так на меня смотрит, потом улыбается и говорит:

– Без проблем, заходи.

Я захожу, руки в карманы куртки. У нее на стене над компьютером и бутылкой «Столичной» две ксерокопированные карты Вермонта… на самом деле это Нью-Гэмпшир или, может, Мэриленд. Я слишком для этого пьян, доходит до меня, когда я заваливаюсь и глубоко вздыхаю. Сьюзен закрывает дверь и говорит: «Рада, что зашел» – и запирает дверь, и от того, что она запирает дверь, у меня все опускается; до меня доходит, что она тоже хочет трахаться и что именно это от меня и ожидается, и в этом виноват только я, а на самом деле я хочу Лорен Хайнд и мне кажется, что сейчас меня вырубит, а она выглядит готовой на все и совсем молодой.

– Где был? – спрашивает она.

– В кино. Отличный итальянский фильм. Но он весь по-итальянски, так что накуренным не посмотришь, – говорю я, стараясь быть погрубее, отбить у нее охоту. – Субтитры, знаешь ли.

– Да. – Она улыбается по-доброму, по-прежнему влюбленная в меня.

– Что я хотел сказать, типа, э, почему эти карты… Да, это самое, что эти карты там делают? – спрашиваю. Ну и лошара.

– В Мэриленде круто, – говорит Сьюзен.

– Я хочу переспать с тобой, Сьюзен, – говорю я.

– Что? – Притворяется, что не расслышала.

– Ты не расслышала?

– Нет. Слышала, – отвечает она. – В тот вечер мне так не показалось.

– Так что ты на это скажешь? – спрашиваю я, оставив эту ремарку висеть прямо у меня над головой.

– Мне кажется, что это вообще смешно, – говорит она.

– Как это? То есть почему ты так думаешь?

– Потому что у меня есть бойфренд, – говорит она, – припоминаешь?

На самом деле я ничего такого не помню, но все же выпаливаю:

– Это не играет роли. Это не причина, чтобы не трахаться.

– Да неужто? – спрашивает она скептически, но улыбается. – Объясни-ка.

– Ну, понимаешь ли, это как это самое… – Я присаживаюсь на кровать. – Это типа, это самое…

– Напился, – говорит Сьюзен.

Господи, имя Сьюзен такое дурацкое. Оно напоминает мне слово «синус». Она берет меня на слабо. Я прямо-таки чувствую, как она вся исходит. Она хочет.

– Где же ты была всю мою жизнь? – спрашиваю я.