сумерки уже сгущаются.
— Великолепно, — говорю я, радостно глядя на Гленн.
Чарльз подписывает чек, убирает в бумажник свою золотую карточку American Express, оборачивается ко мне и видит кого-то у меня за плечом.
— Привет, Луис, — говорит Чарльз, улыбаясь.
Я оборачиваюсь.
— Привет, Чарльз. Привет, Нэнси. — Луис Керрутерс целует Нэнси в щеку и жмет руку девочке. — Приветик, Гленн. Какая ты стала большая!
— Привет, Луис, познакомься. Это Роберт Чан… — начинает Чарльз.
— Пат Бэйтмен, — говорю я, убирая телевизор обратно в карман. — Не надо. Мы уже знакомы.
— Прошу прощения. Точно, Пат Бэйтмен, — говорит Чарльз. На Луисе — костюм из шерстяного крепа, хлопчатобумажная поплиновая рубашка и шелковый галстук, все — от Ralph Lauren. Его волосы зачесаны назад, как и у Чарльза, как и у меня, и он носит очки в оправе из красного дерева от Oliver Peoples. Мои-то, по крайней мере, без диоптрий.
— Привет-привет, — говорю я, пожимая Луису руку. Его рукопожатие крепкое и в то же время чудовищно чувственное. — Простите, мне надо выбрать галстук. — Я машу рукой малышке Гленн и иду выбирать галстук в соседний зал, по дороге вытерев руку о двухсотдолларовое полотенце, которое висит на мраморном крюке.
Вскоре входит Луис и прислоняется к витрине, делая вид, что изучает галстуки, как и я.
— Что ты здесь делаешь? — шепчет он.
— Покупаю галстук для брата. У него скоро день рождения. Прошу прощения, — я продвигаюсь вдоль стенда с галстуками, подальше от него.
— Ему очень повезло, что у него такой брат, — говорит он, снова пододвигаясь ко мне и радостно улыбаясь.
— Может быть, но меня от него воротит. — говорю я. — Хотя
— Патрик, почему ты не смотришь на меня? — чуть ли не с болью в голосе спрашивает Луис. —
— Луис, я тебя очень прошу,
— Да ладно тебе, пойдем выпьем в «Sofi's» и поговорим, — предлагает он, вернее, даже не предлагает, а умоляет.
— Поговорим о
— Ну…о нас, — он пожимает плечами.
— Ты что,
— Куда сюда?
— Сюда. В Paul Smith. Зачем?
—
— Луис, — я заставляю себя посмотреть ему в глаза. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Уходи.
— Патрик, — говорит он. — Я люблю тебя, очень люблю. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я только качаю головой и перехожу к стенду с обувью, улыбаясь продавцам.
Луис идет за мной.
— Патрик, что мы тут делаем?
— Ну, я пытаюсь купить брату галстук и… — я хватаю какую-то туфлю, потом вздыхаю, — а ты пытаешься у меня отсосать, образно выражаясь. Господи, нет, я ухожу.
Я возвращаюсь к галстукам, хватаю первый попавшийся, не выбирая, и иду к кассе. Луис плетется за мной. Я его полностью игнорирую, даю продавщице свою платиновую карточку American Express и говорю ей.
— Там на улице бродяга, — я показываю ей за окно, где на скамейке у входа в магазин стоит бомж с пакетом газет и что-то кричит. — Наверное, надо вызвать полицию или что-нибудь еще в этом роде.
Она благодарно кивает мне и пропускает мою карточку через компьютер. Луис просто стоит рядом и застенчиво смотрит в пол. Я подписываю чек, беру пакет и сообщаю девушке-продавщице, указывая на Луиса: — Он не со мной.
На Пятой авеню я пытаюсь поймать такси. Луис выбегает из магазина следом за мной.
— Патрик, нам
— Эй, Патрик, — говорит он, поднимая руки и пятясь назад. — Патрик.
Я шиплю на него, все еще держа нож в руке, до тех пор, пока рядом не останавливается такси. Луис пытается подойти ко мне, но я опять выставляю нож, открываю свободной рукой дверцу машины и забираюсь внутрь, потом захлопываю дверцу и говорю водителю, чтобы он ехал в Гремерси-Парк, к «Pooncakes».
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, БРАТЬЯ
Сегодня вечером мы с братом Шоном ужинаем в «Жирафе в юбке», и я весь день думаю, за каким столиком мы там будем сидеть. Поскольку сегодня у него день рождения и он в этот день оказался в городе, папин бухгалтер Чарльз Конрой, и его поверенный по недвижимости Николас Лей позвонили мне на прошлой неделе и оба сказали, что для всех было бы очень желательно использовать эту дату в качестве повода для встречи, поговорить и выяснить, что Шон собирается делать дальше, и, может быть, задать ему пару насущных вопросов. И хотя они оба знают, что я презираю Шона и что это чувство взаимно, все равно было бы очень неплохо, если бы я вытащил брата поужинать, а если он категорически не согласится, то в качестве наживки можно будет упомянуть — в форме весьма ясного намека, — что встретиться необходимо, потому что случилось что-то плохое. Разговор состоялся в прошлую среду, причем я разговаривал сразу с обоими при помощи «телефонной конференции».
— Что-то плохое? Что, например? — спросил я, пытаясь сосредоточится на цифрах у себя на мониторе и делая знаки Джин, чтобы она ушла, хотя она принесла мне на подпись целую пачку бумаг. — Что на северо-востоке закрываются все пивоваренные заводы Michelob? Что 976-BIMBO прекратил принимать вызовы на дом?
— Нет, — сказал Чарльз и спокойно добавил: — Скажи ему, что вашей матери… стало хуже.
Я помедлил, обдумывая эту тактику, и сказал:
— Ему, скорее всего, наплевать.
— Скажи ему… — Николас сделал паузу, прочистил горло и деликатно так предложил, — скажи, что речь идет о ее недвижимости.
Я оторвался от монитора, сдвинул на кончик носа темные авиаторские очки Wayfarer, пристально посмотрел на Джин и провел пальцами по свежему выпуску справочника «Загат», лежавшему у меня рядом с компьютером. «Пастели» — сразу отпадает. «Дорсия» — тоже. Когда я в последний раз звонил в «Дорсию» там повесили трубку еще до того, как я успел спросить: «Ну, если не в следующем месяце, то, может быть, в январе?», — и хотя я поклялся себе, что когда-нибудь все-таки закажу столик в «Дорсии» (если не в этом календарном году, то хотя бы до того, как мне исполнится тридцать), я уже предвижу, что это потребует нервов и немалых затрат энергии, которую мне жалко тратить на Шона. Тем более, что «Дорсия» — слишком шикарное место для такого придурка. Я хочу, чтобы он