Надежды на спасенье, вдруг увидел На ближней ветке путник много ягод Малины, зрелых, крупных: сильно Желание полакомиться ими Зажглося в нем; он все тут позабыл: И грозного верблюда над собою, И под собой на дне далеком змея, И двух мышей коварную работу; Оставил он вверху храпеть верблюда, Внизу зиять голодной пастью змея, И в стороне грызть корень и копаться В земле мышей, а сам, рукой добравшись До ягод, начал их спокойно рвать И есть; и страх его пропал. Ты спросишь: Кто этот жалкий путник? Человек. Пустыня ж с водоемом Свет; а путь Через пустыню — наша Жизнь земная; Гонящийся за путником верблюд Есть враг души, тревог создатель, Грех: Нам гибелью грозит он; мы ж беспечно На ветке трепетной висим над бездной, Где в темноте могильной скрыта Смерть Тот змей, который, пасть разинув, ждет, Чтоб ветка тонкая переломилась. А мыши? Их названье День и Ночь; Без отдыха, сменяяся, они Работают, чтоб сук твой, ветку жизни, Которая меж смертию и светом Тебя неверно держит, перегрызть; Прилежно черная грызет всю ночь, Прилежно белая грызет весь день; А ты, прельщенный ягодой душистой, Усладой чувств, желаний утоленьем, Забыл и грех — верблюда в вышине, И смерть — внизу зияющего змея, И быструю работу дня и ночи — Мышей, грызущих тонкий корень жизни; Ты все забыл — тебя манит одно Неверное минуты наслажденье. Вот свет, и жизнь, и смертный человек. Доволен ли ты повестью моею?» Керим отшельнику не отвечал Ни слова; он печально с ним простился И далее поехал; про себя же Так рассуждал: «Святой отшельник, твой Рассказ замысловат, но моего Вопроса он еще не разрешил; Не так печальна наша жизнь, как степь, Ведущая к одной лишь бездне смерти; И не одним минутным наслажденьем Пленяется беспечно человек». И ехал он куда глаза глядят. Вот повстречался с ним какой-то странный, Убогим рубищем покрытый путник. Он шел босой; через плечо висела Котомка; в ней же было много хлеба, Плодов и всякого добра; он сам, Казалось, был веселого ума, Глаза его сверкали остротою, И на лице приятно выражалось Простосердечие. Керим подумал: «Задам ему на всякий случай мой Вопрос! Быть может, дело скажет этот Чудак». И он у нищего спросил: «С чем можно нам сравнить земную жизнь И свет?» — «На это у меня в запасе Есть повесть, — нищий отвечал. — Послушай: Одни Немой сказал Слепому: если Увидишь ты Арфиста, попроси Его ко мне, чтоб сына моего, В унылость впадшего, своей игрою Развеселил. На то сказал Слепой: Такого мне Арфиста уж случалось Видать здесь; я Безногого за ним Отправлю; он его в одну минуту Найдет. Безногий побежал и скоро Нашел Арфиста; был Арфист без рук, Но он упрямиться не стал и так Прекрасно начал на бесструнной арфе Играть, что меланхолик без ума Расхохотался; то Слепой увидя Всплеснул руками; вслух Немой хвалить Стал музыканта, а Безногий начал Плясать и так распрыгался, что много Сбежалося людей, и из толпы Вдруг выскочил Дурак: он изъявил Арфисту, прыгуну и всем другим Свое благоволенье. Мимо их Прошла тихонько Мудрость и, увидя, Что делалось, шепнула про себя: Таков смешной, безумный, жалкий свет, И такова на свете наша жизнь. Доволен ли ты повестью моею?» Керим прохожему не отвечал Ни слова; он печально с ним простился И далее поехал; про себя же Так рассуждал: «Затейлив твой рассказ; Но моего вопроса не решил он. Хотя мы в жизни много пустоты,
