и слушает); умеет много часов быть на воздухе. А я-то…
Затем он мне назначил свидание через 11/2 часа, а я пошла немного пройтись и встретилась с Кавериными и Ермолинским.
Затем – свидание.
Прочел – чужое – замечательное письмо к Жоресу, о поведении Роя и его в деле Сахарова. Точно, доброжелательно, сурово, лаконично. К сожалению, в Самиздат не дает.
Рассказал о своем давешнем разговоре с Сахаровым, когда тот к нему пришел посоветоваться по какому-то своему делу, конечно, вместе с Люсей66; дело было минутное; и 21/2 ч. он и Аля говорили с ним о его отъезде. Классик говорит (мне): «Я хотел поговорить 1) практически, 2) принципиально. Аля иногда отвлекала Люсю «на себя» – но все равно удалось выговорить все только практическое. Я ему доказывал, что если даже исполнятся 1/2% возможности и его выпустят, то там через 3 дня он станет никем; что его
Я, между прочим, вчера или сегодня, не помню, получила письмо – без обратного адреса, но с подписью и по почте! – чтобы я просила А. Д. С<ахарова> не уезжать. Почерк не больно грамотный, голос искренний. Я передам.
Домовой 4 часа в день ходит по участку с дощечкой в руке и дышит, работая. Вот это – воля.
А у меня ее не хватает, чтобы переделать режим сна, жизни.
А со мной – мелкое. Меня вызвал Стрехнин67. Два письма: одно в город, другое на дачу. Сведения о том, что детская секция уже меня исключила, я получила тоже. Думала, Стрехнин – это уже и будет секретариат, и весь день в Переделкине писала свое выступление. А. И., трогательно нарушая свой режим, мне помогал, т. е. очень мешал, потому что торопил и подбадривал.
Что теперь они сделают с А. И.? Лишат гражданства, вышлют?
А. И. страшно возбужден и счастлив. Ловит все передачи. «Как они хорошо выбрали – главное: у немцев было 80 тысяч преступников и их судили, а русским не дали судить ни одного, хотя их было 1/4 нации».
«Я не мечтал, что «Архипелаг» выйдет при мне. Провал в Ленинграде – это был перст Божий. После этого я и решил его там разрешить печатать».
Бросился домой в Москву – «сопереживать» с Алей.
«А если гибель предстоит?»67*
Почетная гибель.
В наших газетах чудовищная, невиданная, небывалая травля Солженицына за «Архипелаг». «Литературный власовец». Травят его почти
но он так длинен, что заставляет серьезно задуматься: существует ли еще или уже вымерла окончательно русская интеллигенция?
Я как-то сказала А. И. – и он очень это услышал, – что в 20-е и 30-е годы был «подкуп трудом». Теперь, говорит он (и я это говорю уже года 2), теперь уже все всё понимают, и никому никакого оправдания нет.
Я не описала того вторника, когда была на квартире у А. И. – когда Аля мне позвонила, а он был на даче, а я вызвала Володю Корнилова, и мы вместе поехали в мой июньский тупик.
Позвонила мне Аля. (Чего не бывает обычно.) Что не может дозвониться Кларе Израилевне. – «А что у вас?» – спросила я. «А у нас какие-то бандюги звонят без перерыва по телефону с угрозами, а внизу милиция…» Я сказала, что сама попробую дозвониться на дачу. Дозвонилась – повезло – мгновенно: подошел сам. Я ему сказала: позвоните домой. А сама вызвала Володю Корнилова, и он через 7 минут был у меня с такси. Фина вела водителя (непонятные развороты); потом я ее прогнала.
Мы вошли свободно – ни милиции, ни бандитов.
Внутри: Екатерина Фердинандовна в комнате младенца, Ермолай в Димкиных сапогах, из которых он не хочет вылезать и потому все время падает; Игнат, хватающий со стола и запихивающий в рот исключительно негодные предметы вроде скрепок; Аля у телефона; Борька Пастернак71 и Димка в экстазе ставят какие-то палки… Но главное – телефон и гениальность А. И.: он сказал Але, что не приедет, а чтобы она продолжала держать к телефону подключенным магнитофон и записывать все угрозы и свои ответы.
Она мне прокрутила пленку назад; ее ответы очень находчивы; подлецы звонят под разными масками, напр.:
– Говорит друг А. И., заключенный. Мы, заключенные, им возмущены.
Был даже друг Л. К. Ч., к моему ужасу.
Потом пришли Женя и Алена Пастернак72.
К телефону решили больше не подходить. Дамы уложили мальчишек спать и позвали нас чай пить.
Оказалось, до нашего с Володей приезда внизу на подоконнике сидели 5 милиционеров. Аля высунулась; они у нее же спросили:
– Не знаете ли, зачем нас сюда прислали на опорный пункт? Кого охранять?
Таким образом, они собирались устроить под окнами настоящий «Гнев народа», а милиция охраняла бы Солженицына… Все в порядке.
Но почему-то отменили. Может быть, поняли, что его нет.
Тут-то Аля и дала мне его письмо в мою защиту… И я огорчилась. Но оно уже ушло.
Теперь все ждут: лишат ли его гражданства и вышлют ли? Гнусные статьи в «Правде», в «Известиях»…73
Он уже дважды отвечал.
Из одного разговора с ним – мельком – я поняла, что он к этому
«Сам о выезде не попрошу, но если меня лишат гражданства – физически сопротивляться не буду».
