— Отвратительно.
— Печально.
— Я выехал сразу же,— сказал О'Доннелл, пытаясь поддержать разговор.
— Да, я ценю это, Чарли. Я хотел, чтобы вы лично услышали мое решение.
О'Доннелл сцепил руки на коленях.
— Я решил добиваться включения меня в список кандидатов на пост президента,— сказал Бейкер.— И для этого пойти на все.
— С… кем? — с трудом выговорил О'Доннелл.
— Не с Фэллоном.
— Тогда Фэллон может добиваться включения его в список кандидатов на пост именно президента, а не вице-президента. И притом сам.
— Потому я и выдвигаю себя, Чарли. Я должен остановить его.
О'Доннелл покачал головой:
— Не думаю, чтоб съезд избрал вас, Сэм. По крайней мере в паре с Истменом.
— Чарли, у меня в кармане заявление Истмена об отставке.
— Что?!
— Оно не датировано. Я официально дам ему ход, когда выберу подходящий момент. Таково наше соглашение.
— Пресвятая дева Мария,— тихо сказал О'Доннелл.
— Как только я выберу подходящего напарника, Истмен уйдет, и можно будет вести избирательную кампанию надлежащим образом.
— Умно, Сэм, но не сработает,— улыбнулся О'Доннелл.— Я не уверен в победе, кого бы вы ни взяли в пару.
— Тогда мы должны найти подходящего и преданного сторонника, который не побоится проиграть.
— Не знаю никого, кто бы согласился,— пожал плечами и развел руками О'Доннелл.
Президент сидел молча. Внезапно О'Доннелл понял, куда клонит Бейкер.
— Это будет тяжелая борьба, Чарли,— сказал президент.— И придется проглотить не одну горькую пилюлю, прежде чем мы дойдем до финиша. Не могу пообещать вам ничего, кроме тайной ненависти на съезде и разочарования после него. Но мы совершим мужественный поступок. И я готов пойти на это.
О'Доннелл опустил голову и, казалось, что-то пробормотал. Но на самом деле он усмехнулся про себя.
— Вице-президент О'Доннелл!— наконец сказал он.— И это я.
Он откинулся назад и оттянул большими пальцами подтяжки.
— Что ж,— продолжал он,— я достаточно поработал в конгрессе. Дворняжки кусали меня за пятки. Теперь пришло мое время ответить этим псам тем же. Пошлю-ка я их всех к черту, Сэм. Раз я вам подхожу, я — ваш.— Он протянул через стол свою большую руку, и президент пожал ее.— Кто говорит, что мы слишком стары для борьбы?
— Благослови вас бог, Чарли,— сказал президент и накрыл его руку своей.— Но существует еще одна закавыка. И надо знать всю правду, прежде чем приниматься за работу.
— Мартинес,— мрачно кивнул О'Доннелл.
— Да,— сказал президент и нажал кнопку внутренней связи.— Кэтрин,— сказал он,— просите Директора присоединиться к нам.
Открылась дверь, и вошел О'Брайен.
— Мистер президент, мистер спикер.
— Пожалуйста садитесь, Генри,— сказал президент.
О'Брайен выбрал кресло в конце стола. Он явно испытывал дискомфорт. Очевидно, никто не подготовил его к подобной встрече.
— Генри, я хочу, чтобы вы рассказали спикеру, что обнаружилось при вскрытии трупа Мартинеса. Особенно что показал анализ крови.
На мгновение О'Брайен онемел. Затем он обшарил все свои карманы, но его маленькой записной книжки там не было.
— Анализ… крови?
— Да.— И президент подался вперед в своем кресле.— Генри, вы помните, когда мы вместе толковали в ЦПО[130]? Когда вы сказали мне, что я могу на вас рассчитывать?
— Да.
— Сейчас я как раз рассчитываю на вас.— И президент сел, выжидая.
Взгляд О'Брайена метался между двумя сильными мира сего. Он вспомнил слова Манкузо. Тот был прав: он не должен был позволять им проделать это.
О'Брайен вздохнул. И заговорил:
— У полковника Мартинеса был СПИД.
В последовавшей затем тишине О'Доннелл прошептал:
— Боже ты мой. Значит… все это правда.
— Спасибо, Генри,— улыбнулся президент.— Спасибо за то, что вы сказали нам правду.— Затем он повернулся к О'Доннеллу. Ни разу за все эти годы в правительстве он не видел великого спикера палаты представителей столь потрясенным.— Да,— сказал Сэм Бейкер.— Это правда. Исполнительная власть Соединенных Штатов, заключив преступный сговор, заразила Октавио Мартинеса.— Он поднялся, подошел к своему письменному столу, выбрал две копии отпечатанного на машинке документа и протянул по одной каждому.— Это отчет адмирала Рауха о попытке убийства посредством заражения полковника Мартинеса. Здесь все есть. Кто приказал использовать вирус СПИДа, как его достали, имя доктора, который снабдил им,— все. Генри, я хочу, чтобы вы послали это в пятницу в ведомство по наблюдению за деятельностью разведки. Вместе с полным вашим отчетом.
О'Брайен моргал по крайней мере минуту.
— Да, сэр…
О'Доннелл уже пробежал глазами несколько первых страниц.
— Ради всего святого, это же…— он рывком перевернул еще одну страницу.— Раух, Бендер…
— Адмирал Раух вернется на воинскую службу в военно-морских силах сроком на один год, прежде чем получит отставку,— сказал президент.
— А Бендер?
— Мистер Бендер…— тут президент остановился.
— Что случилось, Сэм?
— Ничего.— Сэм Бейкер грустно улыбнулся.— Я только сейчас понял, как мне будет недоставать его.
— Каждый из нас,— продолжал говорить Терри Фэллон,— каждый, кто жил в Америке последние сорок лет, повинен в трагедии Салли Крэйн. Это не был изолированный преступный акт. Это еще одно жестокое доказательство эрозии наших ценностей. Задумайтесь о последнем сорокалетии. Задумайтесь над тем, что мы все наблюдали.
Мы видели, как наше правительство лжет нашей нации и нашим союзникам, ведет тайно грязные войны, одновременно проповедуя доктрину мира. Мы видели, как наши агенты просачивались и разрушали народные освободительные движения здесь и за границей, торговали с террористами, создали широкий рынок торговли оружием уничтожения. Наше правительство столько раз делало черное белым, а белое черным за прошедшие четыре десятилетия. Кто может сейчас отличить добро от зла?
Аморальность, которая поражает высшие учреждения нашей страны,— болезнь заразная и опасная. Она поражает не только нашу внешнюю политику — она поражает и заставляет болеть самое сердце американского народа. Мы были настолько самонадеянны? Или мы были настолько слепы? Неужели мы думали, что нам удастся распространить инфекцию по всему остальному миру, а самим остаться невосприимчивыми к ней? — Он смотрел прямо в телекамеры, прямо в глаза миллионам людей по всей стране.— Что сталось с нашими идеалами, Америка? С нашими непререкаемыми истинами? С нашей мечтой? — Он сделал паузу, и обвинение повисло в тишине. Тогда он понизил голос и продолжал:— На унизительные