имеют склонность привязываться друг к другу. Видишь эту штуку, в которой она лежит? Подготовительный резервуар. В ней донор проходит специальную очистку. Через полтора месяца она будет полностью готова. Думаю, прана из нее получится первоклассная. Кстати, девчонку я сам осмотрел. Как тебе удалось не разорвать ее своим бревном?
Сигурд не отвечал, он молча ждал развязки.
— Не принимай близко к сердцу, просто из меня скверный шутник. Так вот, у меня к тебе интерес. Девке будет худо, если ты ослушаешься. Но шанс ее вытащить оттуда у тебя еще есть. Война начнется в любом случае, понял? Не пытайся искать другого выхода. Я все знаю о твоем контакте с ренегатами. Тот мерзавец в чем-то прав. Но война начнется, бигем! Теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да, сэр я понимаю вас, — сказал Сигурд. — Война начнется в любом случае. Прикажите, чтобы с меня сняли ошейник.
— Пока это невозможно… и не перебивай меня. Ты должен знать: все, что мне надо, это чтобы ты максимально настроился на выполнение поставленной задачи. Ты должен прибыть в город и взорвать объект «зэт». Я хочу знать, что это все-таки случилось. Пора сдвигать историю с мертвой точки! Предупреждаю: неожиданно могут появиться желающие помешать тебе. Это может быть кто угодно. Те же Куртц или… или даже господин Яглом. Но в особенности Куртц, понимаешь? Помни о своем ошейнике, бигем, я всегда могу нажать на кнопку…
Сигурд покосился на маленькое устройство, которое Верховный по-прежнему держал в руках. Руки Верховного тряслись.
— Нет, кнопка не здесь… — усмехнулся Ханаран. — Эта штука для того, чтобы нас не подслушивали. До кнопки тебе не добраться даже на танке. Может, каспулу-другую праны?
Сигурд покачал головой. Он и так был разбит.
— Вот и славно. Имей в виду: если кто-нибудь — Куртц или господин Яглом — даст тебе приказ, противоречащий нашему с тобой плану, это не должно тебя остановить или поколебать. Ты служишь прежде всего мне, я — Верховный Правитель. Уяснил?
— Да, сэр. Но ошейник не нужен. Пусть его снимут.
— Молчи и слушай, упрямец. На самом деле я оказываю тебе большую услугу. Это тебя дисциплинирует. Соберись, бигем! Ты совсем недавно бахвалился своей ненавистью к терракотерам? Погляди на себя! Что это за болтовня о протухшем обществе? Ты думаешь, сделал великое открытие? По- твоему, надо мебель ломать для того, чтобы все исправить? Разве для этого ты пришел? Измени всё это, бигем! Это приказ. Ладно… Мы, может, и не увидимся. Но помни: ты будешь всегда у меня на крючке. День и ночь. Во время операции подчиняешься Полю Маре, но ты знаешь больше него. Я в тебя верю. В случае непредвиденных обстоятельств поможет твоя сила. И думаю, ты не забудешь о девчонке. Сделаете с Полем то, что от вас требуется. А дальше… дальше жизнь не закончится. Вы вернетесь. Ты станешь героем, тебя повысят, ты поможешь Полю пробиться наверх. Слышишь, что говорю? Поль — человек чести. Я наблюдаю за ним много лет, я сам следил за тем, чтобы он стал таким. Поможешь ему. Не знаю, как. В тебе есть сила… придумаешь. Я буду тоже помогать, пока жив. Но если ты подведешь — убью. Буду следить за каждым твоим шагом, помоги Полю, он молодой, здравомыслящий и порядочный, не то, что Куртц, а я хочу умереть с мыслью, что всё-таки что-то изменилось.
«Мы все себе противоречим», — глядя на него, подумал Сигурд.
Ханаран снова щелкнул своим устройством и начал с кряхтением подниматься. Ему удалось встать с третьей попытки.
«Что-то в этой жизни нас постоянно пытается уравновесить», — подумал Сигурд. Он вспомнил о своем приступе гнева во время разговора с психологом. Глупо было всё, что он тогда наговорил ему — особенно про разлады. Возможно, если бы тогда к нему пришел не психолог, а «ренегат», и стал толковать о том, что пора ломать всю эту порочную систему и бороться с автоматизмом поведения, Сигурд рассмеялся бы ему в лицо и посоветовал разобраться со своими внутренними проблемами.
Ханаран, не попрощавшись, вышел, и Сигурд снова несколько раз дернулся на кушетке.
Проклятье! Сколько можно биться над одними и теми же вопросами? Мозги, какой от вас прок?
Каким простым казалось всё раньше! Каким ясным было чувство мести! И какой больной, расплывчатой, двойственной представляется нынешняя война…
Сигурд долго смотрел на спящую Руну, пока его веки не отяжелели. Он ненадолго задремал. Когда он очнулся, Руна была все в том же положении.
Сигурд стал думать о Ханаране. Что это за такая дурацкая установка? — «измени всё это». Да он просто из ума выжил, этот старик. Ему всё надоело. Он всех ненавидит. Он защищен от любых неприятностей. Он сыт и всегда в тепле. В его распоряжении все блага Поселения. Да он с жиру бесится! Его терпят, потому что у всех остальных высших чинов такая же сытая и беззаботная жизнь.
Надо было его просто прикончить — давно, еще как только Сигурд пришел в Поселение. Вот это и было бы «всё изменить». Вот оно, запоздалое понимание. Найти сообщников, захватить власть силой — это то, что он должен был сделать.
То, что он наболтал психологу, разумеется, глупо, кроме одного: это самое тухлое общество, которое только можно себе представить. Тухлее Федерации. И он уже давно имеет полное право его изменить. Вместо этого он зубрил малополезные в войне предметы и отдавал честь. Разве не нашлось бы у него множество сторонников, если бы он устроил восстание? Он освободил бы албов от их ремней, сделал бы их такими же свободными, как «ренегаты». Поздно! Теперь он раб в ошейнике…
Неожиданно погас и свернулся головид. Дверь снова открылась, вошли двое в черном и один в зеленом.
— Давай, — сухо сказал один из них. Сигурд узнал майора Бергера — того, что дал впервые попробовать прану.
На руках и ногах ему расстегнули ремни, тут же все трое быстро отступили на несколько шагов. Второй военный — спутник Бергера — нацелил на него ствол винтовки, а сам Бергер вытянул мускулистую руку, и в ней блеснул пульт. Сигурд догадался: от ошейника.
— Спокойно, ребята, — сказал он. — Я не собираюсь сопротивляться.
— Встаньте, капитан Дзендзель, — сказал Бергер. — Выйдите на середину комнаты.
— Я пойду, куда скажете, — Сигурд поднялся. — Только ошейник не нужен. Снимите.
— Вы не поняли, — сказал Бергер. — Военный Совет приговорил вас к смертной казни. Мы бы сделали это здесь, но Военный Совета хочет на это посмотреть.
Сигурд среагировал раньше, чем вспомнил предупреждение Ханарана, что окончательное решение выносить ему.
Он метнулся к Бергеру и, вырвав у него из руки пульт, кинулся под ноги второму военному. Столкнув его с такой силой, что тот долетел до стены, он в два счета разделался с человеком в зеленой форме и снова обернулся к Бергеру, но в эту секунду в глазах у него потемнело, и он потерял связь с реальностью.
Когда Сигурд снова очнулся, прямо перед ним был потолок.
Он огляделся насколько мог. Где-то в ногах тускло светилась лампочка, по грубо тесаному потолку тянулись тонкие тени от выступов.
Это была маленькая камера — настолько тесная, что нельзя было выпрямить руку. Самый что ни на есть гроб.
Сигурд проверил ошейник: на месте — где же ему еще быть?
Энергично двигая ягодицами и локтями, он опустился примерно на фут, и ноги уперлись во что-то твердое. Стукнул — отдалось металлическим гулом. Люк или дверца…
Сигурд вспомнил последние события. Напрасно выпендривался. Надо было просто подчиниться Бергеру.
Впору было обмозговать сказанное Ханараном, но мысли уносили его к человеку на троне. Это прана, она мешала реальность со сном. Давала умные догадки, посвящала в тайны и расшатывала психику — так она действовала на него. И все же человек на троне со своим маленьким уродцем и летающим шаром на
