со всем вниманием.
– Спасибо… Я буду звонить. Если вам понадобится что-то уладить, о чем-то договориться… обращайтесь. Я заинтересован помогать вам.
Вспоминая полные боли глаза Касимова, Артем исключил его из списка подозреваемых. Динаре не следует его бояться…
Глава 31
– Ты довольна, Лизонька? – спрашивала Анна Григорьевна, глядя на дочь. – Это будет твоя комната.
Она сделала в квартире Альшванга небольшую перестановку и теперь показывала Лизе результат своих трудов. Прошла уже неделя с тех пор, как они продали старое жилье и переехали в подаренную квартиру. Эта неделя далась им обеим нелегко. Лиза прожила ее как в бреду, пугаясь собственной тени. Анна Григорьевна находилась в постоянном напряжении, так как Лиза не хотела оставаться одна ни на минуту.
Комнату для Лизы решили устроить в бывшей спальне. Анна Григорьевна повесила новые светлые шторы; одну из двух кроватей убрали, а вместо нее в углу поставили рояль.
– Ты сможешь заниматься прямо здесь. Видишь, как удобно?
Лиза послушно кивала головой, но мыслями была далеко.
– Где ты витаешь? – рассердилась Анна Григорьевна. – Я так старалась! Скажи хоть, нравится тебе или нет?
– Нравится… – еле слышно отвечала Лиза.
– Кровать я застелила новым шелковым покрывалом и на подушки надела такие же наволочки. Правда прелесть? Я их в шкафу нашла. Там столько добра, Лизонька, – просто глаза разбегаются…
Покрывало действительно было красивое – нежно-розовое, с персиковым отливом. Лиза залюбовалась, поглаживая гладкую шелковистую поверхность. И вдруг закричала – громко, отчаянно…
– Что с тобой? – кинулась к ней Анна Григорьевна. – Что случилось?
Лиза зажала рот руками и выбежала из комнаты, едва не сбив с ног мать. Анна Григорьевна огляделась и увидела, что на одной из подушек лежит карта – обыкновенная карта из игральной колоды. Анна Григорьевна взяла карту, повертела ее туда-сюда… Карта как карта. Чего Лиза испугалась?
– Лизонька! – позвала она дочь. – Это обыкновенная карта! Иди сюда!
С картой в руках Анна Григорьевна отправилась на кухню, откуда раздавались рыдания Лизы.
– Успокойся, прошу тебя. Смотри, просто карта из колоды. У Германа Борисовича их полно… Но как она попала на кровать? Ума не приложу.
– Я тебе говорила, мама, что не смогу жить здесь! – рыдала Лиза. – Мне страшно! Я не могу ночью уснуть, все время прислушиваюсь… Мне кажется, что та женщина… она все еще здесь…
– Какая женщина? Не выдумывай…
Сию же минуту Анна Григорьевна вспомнила, что ей тоже привиделась дама в парике, когда она убирала черную ткань с зеркал. Она покачала головой и налила дочери воды из графина.
– На, выпей. И перестань плакать, ради бога! Ничего не случилось.
– Ничего?! – закричала Лиза. – Ты посмотри на карту! Это же дама пик!
– Да… ну и что? – растерялась Анна Григорьевна. – Что здесь такого?
– Ты действительно не понимаешь или притворяешься?
Анна Григорьевна не то чтобы не понимала – она не хотела понимать. Дама пик такая же карта, как и все остальные. Только больное воображение делает ее иной.
Лиза пила воду, и ее зубы стучали о край стакана.
– Не волнуйся же так, доченька, – мать гладила ее по плечу. – Нельзя переживать из-за всякой ерунды.
– Это ты положила карту на подушку? – спросила Лиза.
– Может, и я! – соврала Анна Григорьевна. – Не помню…
– Зачем?
– Ну… машинально. Мало ли? Бросила да и забыла.
На самом деле Анна Григорьевна прекрасно помнила, что никакой дамы пик из колоды не вытаскивала и тем более не клала на подушку. Она что, враг своей дочери? Лиза и так дрожит от каждого шороха.
Анна Григорьевна сунула злополучную карту в карман фартука. «А ведь странно, – подумала она. – Откуда взялась карта? Я ее не клала, Лиза тем более…»
Ничего вразумительного Анне Григорьевне на ум не приходило. Нужно идти к Динаре. Только ясновидящая сможет разобраться во всей этой путанице…
Князев был на седьмом небе от счастья, проведя с госпожой Левитиной восхитительный вечер в «Парадизе». Виталий Андреевич хорошо танцевал и ценил тот же талант в Анне Наумовне.
В «Парадизе» играли отличные музыканты. У них в репертуаре были старые танго, вальсы и блюзы. Сюда приходили любители потанцевать, а не бессмысленно переминаться с ноги на ногу или прыгать друг напротив друга как заведенные.
Князев пригласил Анну на танго. Они уже немного выпили, и легкое опьянение придавало полумраку и звукам саксофона особое очарование. Анна отлично чувствовала ритм и точно улавливала намерения партнера. Танцующих было мало, и на Князева с Анной обращали внимание. Они выделялись редкой статью и угадывавшимся в них внутренним достоинством. Виталий Андреевич прижимал к себе теплое, гибкое тело Анны, ощущая аромат ее духов и биение ее сердца.
«Никогда ничего подобного я не испытывал с Элей! – внезапно подумал он. – Существует все-таки тайная сила, притягивающая одного человека к другому. Но сила эта слепа, ибо не гарантирует взаимности».
Когда они вернулись за свой столик, Князев сказал задумчиво:
– Мне кажется, я узнал сегодня кое-что о себе впервые…
– Правда? И что же?
– Я осознал одну вещь, – медленно произнес он. – Оказывается, можно получать удовольствие от жизни, не привязываясь к будущему. Просто переживать настоящее со всей страстью, на которую способно сердце. Ни на что не рассчитывать, ничего не откладывать на потом. Все, что тебе дают, бери сейчас!
– Разве раньше ты жил не так? – удивилась Анна.
– Совсем не так, – вздохнул Виталий Андреевич. – Я жил для мифического будущего, которое даже толком представить себе не мог. А настоящее утекало от меня, неуловимое и прекрасное, как цветение весеннего сада… Я думал о плодах, которые еще не завязались, о том, как я стану собирать их, что буду с ними делать. А в это время ветер и дождь сбивали на землю нежные розовые цветы, чья мимолетная красота исчезла, так и не коснувшись меня… В каждом мгновении есть неповторимость, достойная бессмертия! Я это понял только сейчас, когда танцевал с тобой…
– Не замечала в тебе лирических настроений, – улыбнулась Анна. – Тем более склонности к поэтическим сравнениям.
– Ты сделала меня таким. Твоя душа – это сады, в которых я заблудился…
– Жалеешь об этом?
– Нет. Я хочу остаться в них… навсегда.
Когда они ехали домой, Анна задремала в машине. Ей снился шум олив и плеск прибоя…
