потянулся за стаканом и с грохотом опрокинул стоявшую у него на столе бутылку дешевого красного вина. Но в этот момент, кажется, было установлено соединение, и теперь ему уже было не до вина, которое быстро разливалось на скатерть, окрашивая ее в кроваво-красный цвет, и не до запивания кусков.

320

, Все тем же старческим голосом, каким он и говорил прежде, хориновец принялся громко рассказывать в портативную радиостанцию (ему все же по-прежнему приходилось перекрикивать оркестр азербайджанских мелодий, который, казалось, решил взять реванш за прежнее вынужденное – из-за отсутствия скрипача – молчание):

– Вскоре после того как я остановилась на том жутком тротуаре, я начала догадываться, что по этой улице машины в столь поздний час вообще не проезжают. Тьма там была ужасная. Ни одного фонаря почему-то не горело, а кругом были эти старые фабричные здания, которых так много в нашем Лефортово. В голову, знаете, начинали лезть всякие мысли про Джека-Потрошителя. «А что, – думала я, – если Лефортово, как говорит мой сын, – это московский Ист-Энд, то почему бы московскому Джеку-Потрошителю не орудовать здесь, как лондонскому – в лондонском Ист-Энде?! В такой темноте ему было бы очень удобно орудовать. И как раз в тот момент, когда я так подумала, откуда-то из подворотни с грохотом выкатила ужасно старая большая легковая машина и остановилась как раз возле меня. За рулем сидел человек совершенно ужасной звероподобной внешности в черном кожаном пиджаке. Дверца машины приоткрылась… Я решила, что это приглашение на тот свет. Но я подумала, что лучше уж ужасный конец немедленно, чем ужас этой темной мрачной улицы еще хотя бы в течение минуты. «И потом, – подумала я, – может, ему не будет так интересно выпустить кишки старухе. Все-таки ему, наверное, более нужны молодые женщины». И с этими мыслями я села в эту машину, в этот черный салон, который зиял как разверзшаяся могила. «Я знаю вас, – сказал мне этот ужасный звероподобный человек. – Вы Юн-никова – руководительница 'Хорина'».

Жора-Людоед побледнел.

– Как же я сразу не вспомнил! – прошептал он. – «Хорин»… Как же я сразу не вспомнил! Это же хор Юнниковой! Но что все это значит? Не понимаю.

– Людоед, что это за хор Юнниковой? Что это за «Хорин»? Какое все это имеет отношение к тебе? Объясни! – удивлялся Жак.

– Позже! Позже я тебе все объясню. Это очень важный момент! – ответил Жора-Людоед. – Подожди немного.

Между тем хориновец продолжал:

– «Кто ты?» – спросила я его. «Не спрашивайте меня. Куда вас подвезти?» – был его ответ. «Мчи скорее отсюда в центр города, да смотри, останови где-нибудь возле шикарного ресторана!» – сказала я этому странному водителю. Мы выскочили на набережную Яузы, проехали вдоль реки, промчались по Садовому кольцу, и я не успела глазом моргнуть, как он остановил возле одного из центральных ресторанов. Выходя из машины, я еще раз спросила его, кто он. «Я – Жора-Людоед! Известный преступник во всем Лефортово и за его пределами! Мировая знаменитость по части невероятных и кровавых преступлений. Известен также своими знаменитыми побегами из тюрем, которые не прекращаются никогда», – был его ответ. В следующую секунду машина тронулась с места, и я еле успела отшатнуться так, чтобы он не задел меня. «Вот как?! – подумала я. – Значит, Жора-Людоед опять на свободе. И, значит, опять был удачный побег!»

Жора-Людоед, прятавшийся за портьерой, побледнел еще сильнее. На лбу его появилась испарина.

В этот момент как раз проходивший рядом кривой азербайджанец – хозяин этой шашлычной – остановился за спиной странного гостя и принялся слушать.

– Я стояла перед входом в большой и светлый ресторан. Конечно, старухи не шастают по ночам в рестораны, но я же все-таки не обыкновенная старуха. Я – Юнникова! В прошлом известная режиссерша! И к тому же я вспомнила, что в этом ресторане хорошо знают моего племянника – великого актера Лассаля, – говорил хориновец, изображавший старуху Юнникову.

На этом месте кривой азербайджанец еще более поразился и даже покачал головой… Хориновец по- прежнему не замечал его:

– Он часто захаживает сюда, мой племянник… Я зашла в ресторан – в этот вечер я собиралась идти на премьеру «Маскарада» Лермонтова с моим племянником в главной роли, поэтому на мне было вечернее платье, и мой наряд вполне позволял мне зайти в ресторан, меня проводили за столик, и вот сейчас я сижу здесь, в этом шикарном и ярко освещенном ресторане и обдумываю, какой заказ мне сделать… Немного опишу для вас то место, в котором я сейчас нахожусь… Кстати, здесь есть парочка персонажей для нашей пьесы!.. Парочка персонажей для нашей по-настоящему интересной истории!.. Именно таких, как нам нужно… Но, чур!.. Чтобы все было понятно, сперва все же опишу для вас это место… Да-да!.. Что? Я не слышу!

Раздосадованный какими-то помехами, возникшими в эфире, хориновец даже пару раз с силой дунул в микрофон радиостанции, точно это действительно могло помочь…

Хориновец продолжал:

– Прямо надо мной, с высоченного, украшенного лепниной и мозаикой потолка свисает огромная хрустальная люстра, в которой горит не менее ста стосвечовых лампочек. Когда я смотрю на нее запрокинув голову, от невероятно яркого света у меня начинает резать глаза. Я никогда не видела ничего подобного. Таких люстр в зале несколько. Точно!.. Точно! От этих люстр, от белых скатертей, которыми накрыты столики, от начищенных столовых приборов по залу мириадами брызг разлетается нестерпимый, невероятный и волшебный блеск. Это мир блеска и роскоши! Это невероятно шикарный ресторан. Здесь все блестит и переливается огнями! Это настоящий мир блеска!

На лице кривого азербайджанца изобразилось крайнее изумление. Он несколько раз посмотрел на потолок. Естественно, никаких огромных хрустальных люстр, в которые бы были вкручены стосвечовые лампочки, он там не находил. Да и скатерти на столиках, если и были когда-то белыми, то это было явно не сегодня.

Тем временем хориновец неожиданно проговорил:

– И в этом мире блеска – безобразное пятно! Ужасный, грязный и омерзительный, здоровенный посетитель. Я даже не знаю, откуда такое мерзкое пятно может появиться на карте центральной, самой большой и обеспеченной части города, тем более в таком шикарном месте, как этот ресторан?!

Совиньи точно бы и не слышал этих слов. Он было опять погрузился в какое-то забытье. Но вот он пришел в себя и как будто без всякой связи с тем, что говорил про него хориновец (а Совиньи не мог не