— В чем дело? Я почти готова…

— Полиция! Бросайте все. Из дома есть второй выход?

— Да, вот здесь. Идите за мной.

В голосе Энн не было ни колебания, ни страха. Она решительно взяла его за руку и повела во тьму.

— Погодите, — сказал Корридон, когда девушка остановилась перед дверью. — Давайте разберемся. Куда мы идем?

— В гараж, потом через него на Рили-стрит, а оттуда на Кингз-Роуд.

— Хорошо. От меня не отходите. Если нас засекут, бросайтесь на землю. На этот раз они будут вооружены. Понятно?

— Да.

Он осторожно открыл дверь черного хода и выглянул наружу. В этот миг тишину разорвали три выстрела.

— Ян… — прошептал Корридон. — Дайте руку. Идем! И постарайтесь не шуметь.

Они погрузились в ночь, и тут же со стороны дома Энн раздались еще выстрелы. Совсем рядом кто-то закричал.

— Пора! — сказал Корридон и решительно повел девушку на едва освещенную Рили-стрит. — Улицу могли оцепить. Если нас остановят, предоставьте все мне.

Они быстро зашагали к ярким огням Кингз-Роуд. На полпути Корридон заметил во мраке одинокого полицейского и, не замедляя хода, взял Энн под руку.

— Приготовьтесь бежать, — процедил он краешком рта. — Вроде бы рядом с ним никого нет?

— По-моему, нет, — ответила девушка хрипловатым от волнения голосом.

— Эй, минутку! — окликнул их полицейский, замахав рукой.

— Как только подам знак, бегите, — прошептал Корридон, а затем громко обратился к полицейскому: — Это вы нам?

Теперь они поравнялись и стояли совсем рядом. Полицейский сделал шаг вперед, пытаясь разглядеть их в темноте, и Корридон мощным ударом в подбородок свалил его на тротуар.

— Бегите! — приказал он и подтолкнул Энн вперед.

Одного взгляда было достаточно: смятая постель, два куска веревки на полу, колышущиеся от ветра занавеси… Как давно удрал Холройд? Пятнадцать, двадцать минут назад? Полиция, вероятно, уже извещена.

Стоя на пороге позади Яна, Жанна и Ренли ошеломленно смотрели на пустую кровать. Жанна до сих пор находилась будто в полусне; ее отсутствующий вид и остекленевшие глаза вызывали у Яна тревогу. На француженку всегда можно было положиться в случае опасности. В прошлом. Теперь об этом не могло быть и речи. По всей вероятности, она еще не оправилась от приступа, решил Ян, и сейчас ни на что не годна. Он быстро посмотрел на Ренли и к своему удивлению обнаружил, что британец, как ни странно, сохраняет присутствие духа.

— Они вот-вот будут здесь. — Ренли сразу оценил нависшую над ними угрозу. — Если Холройд позвонил, у нас остаются буквально считанные минуты.

— Да, и на этот раз полиция будет вооружена, — мрачно добавил Ян. — Отсюда смыться — не то что из «Эндфилда»… Пригляди за Жанной. Я посмотрю, что там снаружи.

Он инстинктивно понял, что сейчас на Ренли можно Доложиться. Нависшая угроза, безнадежность их положения обострили его нервы, вернули ему мужество. Время пошло вспять. Теперь это был тот самый Ренли, который сражался с гестапо и выдержал все пытки; член непокоренной девятки.

Ян почувствовал эту перемену. Он вспомнил, как всего двенадцать часов назад собирался убить его, и усмехнулся.

— Вылезай в окно, — посоветовал Ренли. — Возможно, у двери засада.

«Правильно», — подумал Ян. Былые навыки быстрее возвращались к Ренли, чем к нему. Он вытащил из кобуры маузер и взвесил его на ладони.

— Дай ему пистолет Корридона, — велел он Жанне.

Но она стояла как статуя: молча, не шевелясь. Слышно было только, как из ее груди с шумом вырывался воздух.

— Забери у нее оружие, Найджел, — сказал Ян, впервые обратившись к англичанину по имени. Он хотел показать Ренли, что вновь доверяет ему, и не мог выразить свое чувство иными словами.

Ренли сунул руку в карман Жанны и достал оттуда пистолет. Девушка с дрожью отстранилась.

— У меня болит голова, — простонала Жанна, прислонясь к стене и сжав виски руками.

У Яна вырвался жест отчаяния. Ренли снял пистолет с предохранителя, и в ночной тиши щелчок прозвучал как выстрел.

— Пойду проверю, что делается позади дома, — сказал Ренли. — Стой здесь, пока я не вернусь, — обратился он к Жанне, — и не волнуйся.

В его голосе сквозили внимание и забота, и Ян подумал, что вот в таких безнадежных ситуациях и проявляется старая дружба.

Когда Ренли бесшумно скрылся, Ян подошел к окну, раздвинул занавески и стал вглядываться во тьму. Он ничего не увидел, но его дремавший до этого инстинкт безошибочно подсказал: снаружи опасность. Ян отворил окно и прислушался. Сперва доносился лишь монотонный гул движения на Кингз-Роуд, потом, когда уши привыкли к отдаленному шуму, стали выделяться другие, тихие, почти неуловимые звуки: плеск воды о бетонный парапет, шуршание подошв по асфальту, позвякивание металла, приглушенные голоса. Ян застыл и напрягся, а затем, когда глаза, наконец, привыкли к темноте, различил силуэты людей, занимавших позиции перед коттеджем. Поблескивание пуговиц подтвердило его догадку. Полиция была уже здесь — осторожно и неторопливо окружала она логово затравленного, но еще очень опасного зверя.

Вернулся Ренли.

— Вот и все, — сказал он. — У черного хода караулят четверо.

— Впереди я насчитал пока восемь, — ответил Ян. — На самом деле, их гораздо больше, а улицы наверняка перекрыты. Нам придется нелегко.

Он говорил вяло и невыразительно, но горло его пересохло, сердце судорожно колотилось, в висках стучала кровь.

Они молча стояли в темноте. Ян снова почувствовал исходящее от англичанина спокойствие и разозлился на себя за то, что сам находится на грани паники.

— Втроем нам не уйти, — сказал Ренли. — Бери Жанну и попробуй прорваться через черный ход. Я вас прикрою.

Ян не мог поверить своим ушам.

— Ты нас прикроешь? — тупо повторил он. — То есть как?

— Идите, — настаивал Ренли. — Это единственный шанс. Бери ее с собой и беги.

— Ты понимает, о чем говоришь? — спросил потрясенный Ян. — Тебя же прикончат!

— Какая разница? — Ренли подавил всколыхнувшиеся в нем чувства. — Мне все равно конец. Сейчас не время для долгих речей. Надеюсь, вам удастся проскользнуть.

— Да… — Яну стало стыдно за свое недавнее отношение к этому человеку. — Но ты тоже имеешь право…

Ренли оборвал его, оттолкнув от окна.

— Забирай Жанну! Как только я начну стрелять, бегите!

Ян нашел в темноте руку англичанина и сжал ее изо всех сил, униженный тем, что обязан ему жизнью.

— Мой верный друг, — проговорил он, хотя из души рвались проклятья. — Мой добрый верный друг!..

И исчез, оставив Ренли одного.

Некоторое время Ренли стоял, не шевелясь, потрясенный чудовищностью своей жертвы. Ян недавно сказал, что война для них продолжается. А на войне, когда человек отдает жизнь за друга, это героизм — так всегда считал Ренли. И еще больший героизм, пытался убедить он себя, — отдать жизнь за врага. Он не