Что мать младенца удавила, Повесив на кривом сучке; И говорят, что в озерке Под полночь утопила. Но все сойдутся на одном: Дитя лежит под ярким мхом. XX Еще я слышал, будто холм От крови пролитой багрится — Но так с ребенком обойтись Навряд ли мать решится. И будто — если постоять Над той ложбинкою нагорной, На дне дитя увидишь ты, И различишь его черты, И встретишь взгляд упорный: Какой бы в небе ни был час, Дитя с тебя не сводит глаз. XXI А кто-то гневом воспылал И стал взывать о правосудье; И вот с лопатами в руках К холму явились люди. Но тот же миг перед толпой Цветные мхи зашевелились, И на полета шагов вокруг Трава затрепетала вдруг, И люди отступились. Но все уверены в одном: Дитя зарыто под холмом. XXII Не знаю, так оно иль нет; Но только Терн по произволу Тяжелых мрачных гроздьев мха Все время гнется долу; И сам я слышал с горных круч Несчастной Марты причитанья; И днем, и в тишине ночной Под ясной блещущей луной Проносятся рыданья: 'О, горе мне! О, горе мне! О, горе, горе, горе мне!'
THE LAST OF THE FLOCK
I In distant countries have I been, And yet I have not often seen A healthy man, a man full grown, Weep in the public roads, alone. But such a one, on English ground, And in the broad highway, I met; Along the broad highway he came, His cheeks with tears were wet: Sturdy he seemed, though he was sad; And in his arms a Lamb he had. II He saw me, and he turned aside, As if he wished himself to hide: And with his coat did then essay To wipe those briny tears away. I followed him, and said, 'My friend, What ails you? wherefore weep you so?' — 'Shame on me, Sir! this lusty Lamb, He makes my tears to flow. To-day I fetched him from the rock; He is the last of all my flock. III 'When I was young, a single man, And after youthful follies ran, Though little given to care and thought,
