Я не люблю фонтанов и садов,                       Альпийского потока чужд мне рев                       И радуга в стремнинах водопада.                       Вверх по реке знакомою тропой                       Иду, бросаю в горы клич привета,                       Легко дышать прохладою рассвета.                       Расстался я с избыточной мечтой,                       Любовью прежней песнь моя согрета —                       Я славлю Деддон, Деддон мой родной.

'Child of the clouds! remote from every taint…'

                Child of the clouds! remote from every taint                 Of sordid industry thy lot is cast;                 Thine are the honours of the lofty waste                 Not seldom, when with heat the valleys faint,                 Thy handmaid Frost with spangled tissue quaint                 Thy cradle decks;-to chant thy birth, thou hast                 No meaner Poet than the whistling Blast,                 And Desolation is thy Patron-saint!                 She guards thee, ruthless Power! who would not spare                 Those mighty forests, once the bison's screen,                 Where stalked the huge deer to his shaggy lair                 Through paths and alleys roofed with darkest green;                 Thousands of years before the silent air                 Was pierced by whizzing shaft of hunter keen!

'Дитя далеких туч! В уединенья…'[88]

                      Дитя далеких туч! В уединеньи                       Не ведаешь ты участи мирской,                       Обстала глушь лесов тебя стеной,                       И ветра свист поет тебе хваленья.                       Морозы ждут лишь твоего веленья. —                       Пускай в долине пышет летний зной,                       Ты одеваешь саван ледяной,                       Тебя хранит великий дух Забвенья.                       Но времени рука уже легла                       На этот берег дикий и лесистый,                       Где некогда царила глушь и мгла,                       Огромный лось топтал ковер пушистый                       И зверолова меткая стрела                       Безмолвия не нарушала свистом.

'How shall I paint thee? — Be this naked stone…'

               How shall I paint thee? — Be this naked stone                My seat, while I give way to such intent;                Pleased could my verse, a speaking monument,                Make to the eyes of men thy features known.                But as of all those tripping lambs not one                Outruns his fellows, so hath Nature lent                To thy beginning nought that doth present                Peculiar ground for hope to build upon.                To dignity the spot that gives thee birth                No sign of hoar Antiquity's esteem                Appears, and none of modern Fortune's care;                Yet thou thyself hast round thee shed a gleam                Of brilliant moss, instinct with freshness rare;                Prompt offering to thy Foster-mother, Earth!

У ИСТОКА[89]

                     Как мне нарисовать тебя? — Присяду                      На голом камне, средь хвощей и мхов:                      Пусть говорящий памятник стихов                      Твои черты явит людскому взгляду.                         Но как барашку, что прибился к стаду,                         Из блеющих не выбраться рядов,                         Так никаких особенных даров                         Тебе Судьба не припасла в награду.                      Ничем — ни данью древности седой,                      Ни щедростью возвышенных примет —                      Здесь не отмечено твое рожденье.                         Но свежий мох, растущий над водой,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату