низко надвинутую на лоб кепку.

Потом она снова видела его, на вокзале в городе, куда ее по заросшей узкоколейке, специально проложенной в тайге, довез на дрезине вольнонаемный – хмельной мужичок средних лет.

И вот сегодня опять…

– Знаете, – сказал Монахов, как только мы миновали въездные ворота в поселок, – когда вы открыли дверь в том платье, я даже немного испугался. Ну не испугался, конечно, а почувствовал себя не в своей тарелке. Словно увидел призрак…

Я невольно покосилась на свое изображение в боковом зеркале автомобиля. К счастью, это была я. Может быть, не совсем привычная. Из-за макияжа, который я второпях наложила на лицо, и переборщила. Глаза, подведенные черной тушью, казались больше, губы – полнее. Где-то я читала, что в восемнадцатом веке в Германии был издан указ, согласно которому женщины, скрывавшие свои недостатки с помощью косметики, подвергались судебному преследованию за колдовство.

«БМВ» тем временем подкатил к уже известному мне торговому центру.

– Похоже, все местные «дороги ведут в Рим», – усмехнулась я.

– В Рим? – улыбнулся Монахов. – Неплохо было бы… Вообще, странно, что вы упомянули про Рим.

– Просто есть такое «крылатое» выражение, – пожала я плечами.

– В жизни Врублевской «вечный город» занимал большое место.

«Мистика», – поежившись, подумала я и промолчала.

Суши-бар располагался на втором этаже, с противоположной стороны от кафе, в котором мы пили кофе с Норой. Выбеленные, расписанные иероглифами стены, плиточный пол под «шахматную доску», официантки в кимоно. Довольно стильно для заштатной забегаловки.

Почти все столики были заняты. Было дымно и шумно, монотонный гомон голосов то и дело взрывался дружным хохотом и детскими криками. Мы устроились за крайним столиком, на самом проходе.

– Простите, – виновато пробормотал Монахов. – Я забыл, что сегодня пятница.

– Да прекратите, – отмахнулась я. – Все отлично. После нашей деревенской тишины даже полезно окунуться в суету.

Официантка притащила поднос с заказом. Калифорнийские ролы, сашими из лосося, кувшинчик с соевым соусом и пузатый чайник с жасминовым чаем.

Монахов разлил чай и поднял свой стакан.

– За вас, – тихо сказал он, пристально глядя на меня.

– Спасибо, – смущенно улыбнулась я. Стакан с чаем дрогнул в руке. Я глубоко вздохнула, втягивая в себя дурманящий аромат жасмина.

В стеклянном подсвечнике мерцала свеча. Ее пламя отражалось в серых глазах Монахова и в черных квадратных тарелках.

– Жаль, что вы сняли то чудесное платье, – задумчиво произнес Монахов.

– Согласитесь, в нем я выглядела бы нелепо. К тому же оно настолько узкое, что я еле дышала, а уж говорить о том, чтобы съесть хоть что-нибудь, вообще не приходится.

– Врублевская хотела, чтобы Вера забрала его себе. Но, увы, платье было Вере безнадежно мало, хотя и очень нравилось.

– Вы сильно любили ее? – сорвалось у меня с языка. Монахов откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

– Боль притупилась со временем, – наконец прошептал он.

Я с горечью подумала о том, что меня никто никогда так не любил.

– А вы? – вдруг спросил он. – Что вас привело в наши края?

– Развод. Я разошлась с мужем, вот и все.

– Так просто? Развод – достаточная причина для того, чтобы молодая красивая женщина добровольно заточила себя в чужом доме?

– Чужом? – вспыхнула я.

– Простите. Это не мое дело, я понимаю. Если вам неприятно говорить об этом, сменим тему. Забудьте о том, что я сказал.

Я промолчала. Рассеянно крутила в руках деревянные палочки для еды, а в голове билась одна мысль: он знает. Монахов знает, что дом Врублевской мне не принадлежит. Непринужденность и беззаботность, окутавшие меня в начале вечера, исчезли без следа. Аппетит пропал.

– Так или иначе, я рад, что вы развелись, – нарушил длинную паузу Монахов, протянул руку через стол и провел ладонью по моей щеке.

Наши глаза встретились, и на миг мне почудилось, что мы одни на белом свете. Но я тут же отвернулась, надеясь, что он не успел прочесть на моем лице, насколько приятно мне его прикосновение.

Поток снующих по торговому центру людей, казалось, увеличился.

– Благодаря вам я вновь почувствовал вкус к жизни, – хрипло признался Монахов.

Сердце мое забилось чаще, но тут в пестрой толпе я заметила человека в оранжевой футболке и синей бейсболке. Того самого, который разговаривал с Лизой. Он стоял у входа в бутик «Адидас», расположенный как раз напротив суши-бара, и в упор смотрел на меня.

Он был в черных очках, в надвинутой на лоб бейсболке, но что-то знакомое мелькнуло в его облике.

– Послушайте, Саша, я хочу… – начал Монахов, но я уже вскочила с места.

– Я сейчас, – бросила я на ходу и нырнула в толпу.

Человек в бейсболке оценил мой маневр, пригнулся и растворился среди разноцветных спин. Я устремилась за ним. Оранжевая футболка – прекрасный ориентир. Она мелькала то тут, то там.

– Простите, извините, – то и дело бормотала я, расталкивая встречных людей, и упорно пробиралась вперед. Я отчаянно пыталась понять, что именно показалось мне знакомым в том человеке. И почему это так важно для меня.

Бурной волной меня вынесло к широкой лестнице, ведущей на первый этаж торгового центра, и тут я со всей силой врезалась в нагруженную пакетами дамочку.

– Психическая! Идиотка! – взвизгнула та, теряя равновесие.

Она замахала руками и едва не слетела с лестницы, но устояла на ногах. А вот покупки не удержала.

– Простите, бога ради, – бросилась я собирать рассыпавшиеся пакеты.

Образовалась небольшая пробка из желающих спуститься на первый этаж. Люди недовольно ворчали, но я не обращала внимания. Моей главной задачей было поскорее поднять сумки и бежать дальше. Хотя я была почти уверена, что это бессмысленно. Наверняка человек в бейсболке уже покинул пределы торгового центра.

– Саша? – воскликнула вдруг дамочка. Погруженная в собственные мысли, я не сразу осознала, что обращаются ко мне. Я выпрямилась.

Передо мной в коротком обтягивающем платье с крупными красными розами стояла Гала, с полыхающими от праведного гнева глазами.

– Еще раз извините, – помотала я головой. Мы отошли с прохода в сторону.

– Да ладно, ерунда. – Гала извлекла из пакета пластиковую коробку с десятком яиц, превратившихся в кашу, рассеянно повертела ее в руках и сунула в урну.

– Мне ужасно неловко. – Я протянула ей упаковку бумажных кухонных полотенец, подобранную на лестнице.

– Говорю же, ничего страшного. Просто не понимаю, куда вы так неслись.

– Показалось, знакомого увидела. Но обозналась.

– Симпатичный, видать, знакомый, – ехидно усмехнулась Гала, – если вы ради него чуть не сломали себе шею. А заодно и мне.

– Да уж…

Я с тоской окинула взглядом первый этаж, в тщетной надежде на то, что оранжевая майка по-прежнему