Проходивший мимо карабинер, римский полицейский, улыбнулся им и сказал: «Ciao». Дюк улыбнулся ему в ответ.

– Почему он с нами попрощался? – удивилась Кара.

– Ciao – значит «привет».

– Надо же, а я всегда думала, что «чао» – значит «прощай».

– O diavolo! – воскликнул вдруг Дюк. – Твой шпион. По лестнице неспешно поднимался Стертый. Он ковырял в зубах зубочисткой.

– Зря отказались, – радостно сообщил Стертый и смачно выплюнул зубочистку. Проследив за ее полетом, удовлетворенно добавил: – Отличная паста!

Дюк опустил голову, на его скулах заходили желваки.

– Ну что же, дорогие товарищи, – хихикнул Стертый, обнажив острые крысиные зубы, и погладил себя по животу; он явно забавлялся, – пора двигать в гостиницу.

Кара покорно поднялась со ступеньки и встала рядом с ним.

– Я подвезу вас, – обреченно вздохнул Дюк.

– Ну что вы! – воскликнул Стертый. – Не стоит беспокоиться. Мы уж как-нибудь сами. К тому же, согласитесь со мной, после сытного обеда полезно пройтись пешком – жирок растрясти.

Он повернулся и махнул рукой. Из-за фонтана, изображавшего Тирренское море и расположенного справа от главной лестницы, шагнула Вера и направилась к ним.

Шмаков порывался меня проводить, но я отказалась. По многим причинам. В основном, конечно, потому что боялась поддаться соблазну. В голове шумело от выпитого вина, а Денис был так настойчив, что в какой-то момент умудрился притупить мою бдительность.

По дороге к дому я старательно гнала от себя мысли о распахнутом кем-то окне. Я была в здравом уме и твердой памяти и хорошо помнила, как тщательно проверила щеколду перед уходом.

Я почти бегом пересекла лужайку, шарахаясь от черных силуэтов кустов и деревьев.

На крыльце кто-то стоял. Я почувствовала, как страх ледяными щупальцами сковал мне горло.

– Эй, – дрогнувшим голосом пискнула я. Хичкок порадовался бы за меня. – Вы что там делаете?

Человек повернулся и, присмотревшись, я узнала Арсения Титуса.

– О, Саша! – удивленно воскликнул он. – Я думал, вы уже дома. Решил вот прогуляться на сон грядущий, проходил мимо и услышал внутри какой-то шум. Я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– Да, все в порядке, – выдохнула я.

– Странно, – заметил Арсений, – последние дни почему-то не горят фонари. Обычно тут по ночам довольно светло. Ну ладно, всего доброго. – И с этими словами он исчез во тьме.

А я осталась стоять у двери, пытаясь унять колотящееся сердце.

«Стоп! – приказала я самой себе. – Успокойся! В конце концов, ты в любой момент можешь сесть в машину и уехать».

Такое решение проблемы привело меня в чувство, и я смело вставила ключ в замок.

– Бесполезно спорить с судьбой, – раздался из темноты тихий голос Титуса. – Все уже предрешено, и вам придется пройти весь путь до конца.

– Что? Что вы имеете в виду? – крикнула я в пустоту, но ответа не дождалась.

Я поспешно влетела в дом и захлопнула за собой дверь.

На столе в вазе стоял букет белой сирени – символ одиночества и печали. У меня пересохло во рту. То, что сирени не было в доме, я тоже хорошо помнила.

Я быстро прошла на кухню, налила в чашку заварки из чайника и залпом выпила. Скинула босоножки и без сил опустилась на стул. Кафельный пол приятно холодил босые ноги.

Итак, что все это может значить?

Кому-то очень нужно испугать меня? Но кому и зачем?

Или это я схожу с ума и у меня раздвоение личности?

«Раздвоение личности – психическое расстройство, – всплыли в памяти строки из „Справочника по психиатрии“, – когда в одной физической оболочке уживаются два и более ментальных двойников, зачастую и не подозревающих о существовании друг друга».

Внезапно я странно себя почувствовала. Как будто кто-то плеснул мне в глаза морской водой. Веки защипало, на ресницах выступили слезы. Я моргнула, кухонный шкаф смешно накренился, а чашка из-под чая стала оплывать, как подтаявшая свеча.

Пошатываясь от накатившей усталости, я поднялась по лестнице и, не раздеваясь, рухнула в постель.

Я даже не заметила, что окно в спальне плотно закрыто, а свет выключен.

Телефон звонил и звонил, а я все никак не могла проснуться. Веки казались похожими на подтаявшие слипшиеся пельмени, и разлепить их стоило большого труда.

Я рывком поднялась с кровати и буквально скатилась по лестнице вниз. Ватные ноги плохо слушались, а голова по ощущениям напоминала накачанный гелием воздушный шарик.

– Алло! – хрипло буркнула я в трубку. В пересохшем горле саднило. Почему-то в памяти всплыла картинка из журнала «Гео» – потрескавшаяся от засухи серая земля. Я представила себе, как мое обезвоженное горло покрывается такими же страшными серыми трещинами, и повторила: – Алло…

И тут же вспомнила, что на самом деле телефон давно не работает…

Словно в насмешку из динамика понеслись короткие гудки, и все смолкло.

Что происходит в этом доме?

Старинные напольные часы в ореховом корпусе пробили полдень – получается, что я проспала почти двенадцать часов! Наступила гнетущая тишина. Плотно затворенные окна и двери не пропускали снаружи ни звука.

Я поспешила на кухню, поставила чайник на плиту и распахнула створки окна. В помещение ворвалась струя теплого, насыщенного цветочными ароматами, воздуха. Но в голове так и не прояснилось. Мое странное сумеречное состояние вернуло меня в то далекое время, когда я лежала в больнице, напичканная обезболивающими и снотворными препаратами. И именно оно натолкнуло меня на абсурдную, казалось бы, мысль о том, что мне что-то подмешали. Скорее всего, в чай.

Я резко обернулась и посмотрела на стол. Чашки, из которой я вчера перед сном пила заварку, не было. Она, чисто вымытая, аккуратно стояла в сушилке, рядом с заварочным чайником. Тоже чистым. Я совсем не помнила, как мыла посуду. Да и вряд ли стала бы это делать. Значит, это сделал кто-то другой.

От этой мысли меня замутило. Я глубоко вдохнула и на несколько секунд задержала дыхание. На улице Славик подравнивал живую изгородь большими садовыми ножницами. Рядом крутилась Даша. Увидев меня, садовник расплылся в идиотской улыбке и приподнял свою вечную соломенную шляпу.

– Здравствуйте, – сказал он.

Я кивнула в ответ и вспомнила, что, по словам Раисы, садовник прекрасно разбирается в технике.

– Послушайте, Слава, – обратилась я к нему, – вы не можете зайти ко мне и взглянуть на телефон?

– Да он же у вас не работает, чего на него смотреть? Ну ладно…

Слава что-то сказал Даше, и она убежала. Потом поднялся на крыльцо. Потоптался на пороге, стряхивая прилипшие к резиновым сапогам срезанные веточки, стянул хлопчатобумажные перчатки, зачем- то застегнул верхнюю пуговицу на вылинявшей, некогда клетчатой, рубашке. На меня пахнуло застарелым потом. Снял с головы шляпу, аккуратно повесил ее на дверную ручку и решительно направился в гостиную.

– Видите ли, – пробормотала я, – мне известно, что он давно не работает. Но, странное дело, сегодня утром меня разбудил телефонный звонок. В трубке помолчали, а потом сразу короткие гудки.

– Да? – озадаченно переспросил Славик. Затем грязными ногтями поскреб назревающий прыщ на небритом подбородке и взял телефон в руки. Перевернул его, подергал за шнур и поставил на место. – Не, не работает…

– Это я и без вас понимаю, – еле сдерживая раздражение, буркнула я. – Но он действительно звонил,