— Перепутать действие с деянием[34]. Порой действие ведет в пустоту, размышление же есть деяние. Зачем я явился сюда? Следить за обитателями селения. Но, размышляя, я понял — слежка теряет смысл, если сначала я не сведу воедино все, что уже успел узнать, и не выработаю стратегию действия…

— А что вы, господин, у нас в деревне найти-то пытаетесь?

— Именно об этом я сегодня и размышлял. Действительно — что? В жару боя самураи чаще всего мечутся, словно лососи — в нерестовых водах. Мечом себе путь прорубают. То туда бросаются, то сюда — а достанет ли толку в их действиях? Не слишком. Спешащий не много врагов поразит! Великий Такэда Шингэн[35] — тот во время битвы просто сидел и при помощи своего боевого веера отдавал воинам приказы. Ни одного лишнего движения не совершал, даже если силам вражеским, казалось, удача улыбалась. А почему он мог позволить себе такое? Потому что выбирал для своей ставки место, откуда спокойно обозревал весь ход сражения! Знал Такэда, где и когда решится исход битвы! Правильно прозвали его — «Гора». Он не сражался лично, но размышлял о ходе сражения. Он понимал: место Горы — над морем мечей. И заметь, ему и в голову не приходило метаться то влево, то вправо, подобно блохе на грязной татами в придорожном кабаке! Ежели я намерен хоть сколько-нибудь соответствовать своему родовому имени Мацуяма — Сосновая гора, — стало быть, мне следует скромно последовать высокому примеру Шингэна и поразмыслить обо всем, что я знаю, и обо всем, что намереваюсь узнать. И только потом я сумею, подобно горе, восстать в высоте и увидеть средь общего хаоса то, что должно.

— Что-то вы вовсе странное говорить изволите, господин. Я, по скудости моей, почти ничего и не понимаю!

— Не понимаешь, и ладно. Куда тебе, старик, — порой я и сам себя не до конца понимаю. Ладно. Давай-ка позавтракаем, что ли, а потом мне придется размышлять дальше.

Угольщик и гость его, и верно, позавтракали — простая, но сытная еда зажиточного крестьянина, холодная просяная каша и горячая похлебка. После Дзиро помыл посуду и вежливо откланялся — время не ждет, пора ему в поле идти, там трудиться. Кадзэ кивнул и, не сходя с места, вновь перелился в медитативную позу лотоса. Закрыл глаза и постарался восстановить в памяти все важное, что видел и слышал за последние несколько дней.

Дыхание самурая замедлилось. Всем существом он устремился к разгадке тайны двух мертвецов, брошенных на перекрестке. Снова и снова прокручивал он мысленно одни и те же картины — положение тел, одежда, выражение лиц… Должно же там быть хоть что-нибудь необычное, неуместное, внушающее тревогу! Главное — подробно вспомнить детали. Он сейчас — опытный охотник, который идет по следу опасного зверя, наблюдая за каждым изломом травинки, вглядываясь в каждый отпечаток на твердой, неподатливой земле.

Кадзэ сконцентрировался, в который уж раз вспоминая дословно все разговоры, какие доводилось ему вести в эти дни. Что он спрашивал? Что ему отвечали? Когда усмехались, когда пожимали выразительно плечами? Почему наполнялись слезами женские глаза? Почему замолкали мужчины?

Так… а сам-то он разве безупречно действовал? Торопился. Нервничал. Ошибок наделал — ужас! Стоило ли, спрашивается, перестать подозревать здешнего судью в первом из убийств, основываясь лишь на виде нескольких стрел, в спешке засунутых толстяком в колчан в ночь, когда Кадзэ поднял на ноги все селение? Судья, как и любой самурай, целое собрание стрел разных типов хранить может! Хотя, конечно, тут, возможно, поработал и господин Куэмон — застрелил захожего самурая, а мальчишку Хачиро и впрямь кто-то другой убил. Но плохо как-то верится, что двое разных людей использовали совершенно одинаковые стрелы, притом отменно дорогие. Из лука, кстати сказать, частенько и женщины неплохо стреляют. И даже женщина, которую трудно назвать искусным стрелком, без труда попадет в такую большую цель, как человек, ежели подберется к жертве достаточно близко. Стало быть, Аой полностью сбрасывать со счетов не следует. Да и староста Ичиро, как прекрасно понимал Кадзэ, в крайних обстоятельствах тоже вполне способен на убийство. Кто знает, не поставили его в эти самые крайние обстоятельства, угрожая, скажем, его жизни или его семье? М-да. Слишком много подозреваемых получается. Об этом следует поразмыслить, да притом спокойно, без ненужной, вредной торопливости.

Кадзэ все думал и думал, а солнце меж тем медленно достигло зенита и поползло вниз, на запад, в сторону далекого Китая. Закатилось за бесчисленные пики гор, зажавших селение Судзака в плотное кольцо. На землю опустились прозрачно-синие сумерки — для трудившихся в полях крестьян и их жен наступало время возвращения домой. Фигурка Дзиро уже спешила по тропинке к дому, когда Кадзэ открыл глаза.

— Вот оно что! — сказал он.

? Да иди же ты, чего брыкаешься! — шипел судья Нагато, тащивший хнычущую дочку старосты все глубже в лес. Девчонка упиралась, норовила вырваться из толстых пальцев, крепко сжимавших ее худенькое запястье. Нагато сильно выкрутил ей руку и аж прижмурился от удовольствия, когда девочка вскрикнула. Он выкрутил сильнее. От острой боли девчонка согнулась пополам и в голос заплакала. По физиономии Нагато расплылась блаженная улыбка.

— Хватит реветь, потаскушка маленькая! Тебе бы радоваться, что такое счастье привалило! — прикрикнул судья.

Он развернулся и с новой силой поволок одиннадцатилетнюю жертву в чащу. Желание накатило жаркой внезапной волной — острое, словно у молоденького юноши. Казалось, хватало одного взгляда на рыдающую, спотыкающуюся девочку за спиной — и отступали все беды и тревоги. Пропади они пропадом, и надменный князь Манасэ, и стерва-жена вместе с мамашей, и скандал с господином Куэмоном, и даже мрачные мысли о том, что после гибели разбойников и их предводителя с денежками туго станет! Сейчас Нагато в полной мере ощущал себя настоящим мужчиной, покорителем и завоевателем — даже если победу предстояло одержать лишь над едва достигшей брачного возраста соплячкой [36] и ее родителями-крестьянами.

Всего лишь несколько минут назад господин судья, ругаясь на чем свет стоит, несся в неизвестном направлении — лишь бы подальше от деревни и от своей усадьбы, где он вдрызг разругался с супругой и ведьмой-тещей. Жена — ровно сердцем чувствовала, змея, что он деньги копит, наложницу приобрести собирается — в последнее время проявляла прямо-таки чудеса расточительства. Нагато давно понял — за деньги можно купить не только могущество, но и наслаждение. А теперь, когда до исполнения мечты рукой было подать, прощай, все нежно лелеемые планы! И из-за кого? Из-за мерзавки жены!

Вообще говоря, Нагато был тугодумом. Мысль о том, что, разбогатев, он резко изменит свое существование к лучшему, тоже не скоро до него дошла. Но уж как дошла — всю жизнь его себе подчинила. К несчастью, у самого Нагато денег не водилось. Вот теща его — та и верно куда как состоятельная была дама. А у него и на то ума не хватило, чтоб заранее поинтересоваться — какое же ценное имущество после смерти тестя перейдет к нему по мужской линии? А теперь — все. Обдурили его, окрутили. Чин и место судьи он, как зять и приемный сын, унаследовал, а вот земля, дом и деньги — все, что по праву должно бы принадлежать ему, — так и остались у жениной матушки.

Три года спустя после свадьбы супруга Нагато наконец зачала и успешно родила сына. Однако,