Его рукой вкруг шеи обняла…Она, скончавшись, тихо остывала,И разомкнуть объятья не могла…* * *В одном из наших, издавна заштатных,Почти пустых степных монастырейЛежит последний отпрыск прежде знатныхИ бунтовавших при Петре князей…Последний отпрыск-девушка больная,Отец и мать лежат по сторонам;Гранит, гробницы всех их покрывая,Замшился весь и треснул по углам.Два медальона… В стеклах пестрый глянецИ перламутр от времени блестят!Портреты эти делал итальянец;То — мать и дочь! Один и тот же взгляд!И тот же след раздумья над очами,И неземная в лицах красота…И проступают, мнится, образамиПод осененьем черного креста…
Тоже нравственность
Ф.В. Вишневскому
Вот в Англии, в стране благоприличии,Где по преданиям зевают и едят,Где так и кажется, что свист и говор птичий,И речи спикеров, и пискотня щенятИдут по правилам. Где без больших различийЖелудки самые по хартии бурлят, —Вот что случилось раз с прелестнейшей миледи,С известной в оны дни дюшессой Монгомеди!Совсем красавица, счастливая дюшессаВо цвете юности осталась вдруг вдовой!Ей с окончанием старинного процесса,Полвека длившегося с мужниной родней,Как своевременно о том кричала пресса,Достался капитал чудовищно большой:В центральной Индии права большого сбора,Леса в Австралии и копи Лабрадора!Таких больших богатств и нет на континенте!Такой красавицы бог дважды не творил!С ней встретясь как-то раз случайно в Агригенте,Король Неаполя — тогда покойник жил, —Как был одет-в штанах, в плюмаже, в яркой ленте, —Узрев, разинул рот, бессмысленно застыл,И с самой той поры — об этом слух остался —Тот королевский рот совсем не закрывался!Дюшесса в Англии была высоко чтима.Аристократка вся, от головы до пят,Самой Викторией от детских лет любима,С другими знатными совсем незауряд,За ум свой и за такт, за блеск превозносима!Сиял спокойствием ее лазурный взгляд,И, как о рыцарше без страха и упрека,Шла слава о вдове широко и далеко!И возгордилися все предки Монгомеди,В гробницах каменных покоясь под землей,Такой прелестнейшей и нравственной миледи,Явившейся на свет от крови им родной!Французский двор тех дней, ближайшие соседи,Мог позавидовать красавице такой —Созданью грации, преданий, этикетаИ ренты трех частей платившего ей света!Дюшесса это всё, конечно, понимала,И, как поведает об этом наш рассказ,Себе не только то порою позволяла,Что не шокировало самых строгих глаз, —Но также многое, что в службе идеалаВ британском обществе, почти как и у нас,Не допускается, считаясь неприличным,
