Руки жены! Нету сил, видит бог!Ну, да ведь надо! Всю ночь спал он худо,Все он раздумывал: как приступитьК священнодействию?! Тряпки, посуда!Много что надо продать, обменить!Хлам разбирать — это чувство больное!Вечером думал он; раз принялся…Свечка горела. Над белой стеноюОчерк каких-то теней поднялся!Очерк какой-то такой непонятный!Черные хари! Рогатая тень!Нет уж, Петр Павлыч, скорей на попятный,-.Лучше поутру и в солнечный день…Утро! Роскошное утро сияло!Лился в окошко открытое свет!Два сундучишка рука разбросала..Экий, однако, в вещах винегрет!Право! Ты б, Марьюшка, лавку открыла…Десять сорочек, кусок полотна,Фунта четыре иссохшего мыла,Съеденный молью остаток сукна!Помню: сюртук был такой! Вон и зайка!Весь он обглодан! Хвоста нет, ушей!Сбоку написано: Фединька пайка!..Не дал господь нам своих-то детей!Ну так чужого она полюбила…«Хоть бы да нам незаконный какой;Только бы свой! — так жена говорила. —Чай, ты несчастлив с бездетной женой?!»Гм, незаконный?! А если б у ней-тоБыл незаконный? Что ж я бы сказал?Значит, с другим прижила! Значит, чей-то…Тст! — тихо шепчет Зубков, — я бы взял!..И отошел он к окну; прислонилсяС новою, смутною думой своей;Над чердаком старый клен опустилсяЦелою сетью зеленых ветвей.Думал он ветку достать; потянулся…Ворон громадный на ветке сидел,Вскинулся и, увидав, отшатнулся,Пыль поднял крыльями и отлетел!Будто бы взглядом вороньим пронзилоБедное сердце, лишенное сил!Будто бы в разум дохнула могила,С черных, едва не ударивших крыл.И продолжает Петр Павлыч работу;Перебирает бумаги в руках;Письма он к письмам кладет, счет ко счету;В старой газете прочел в новостяхСудное дело, когда-то большое…Вдруг! Что-то брякнуло! Глядь — медальон!Смотрит: мужчина, лицо молодое,Темнобородый! Совсем не дурен!Буквы Ф. Ф.!.. Что за притча? мелькалиТолько что, только что вот на глазахЭти же буквы! на письмах стояли…Фединькин зайчик! есть Ф. — в подписях!Где они? Где? Нет, не эти, другие?В этих, должно быть!.. Не тут, а вот там!..И захрустели бумажки сухие,Быстро забегав по нервным рукам…Подписи, подписи! В подписях было!Да, да, Ф. Ф.!.. Я видал, сам видал…А, наконец-таки! ЗахолонилоВ сердце… Недвижим, письмо он держал!И против воли глаза опустились,Точно их кто на письмо наводил…Почерк — чужой! Строчки густо теснились…Разных размеров и разных чернил!Молча читает Петр Павлыч, читает:«Скоро ль приедешь ко мне ты опять?Быстро наш милый сынок подрастает;Он уж и „мама“ умеет сказать…Он у кормилицы-бабки остался;Крепок, здоров и тебя он все ждет…Только бы тот номерок сохранялся,Что воспитательный в руки дает».Это письмо он прочел, и другое,Третье… и много он их прочитал!Раз только как-то качнул головою…Собрал все письма, в пакетик связал,И, не закрывши окна, не коснувшисьПрочих вещей, долго вниз не сходил,В тяжком раздумье сошел, не споткнувшись,И свой пакетик в комод положил.IIВовсе не дряхл и с почтенным сознаньемПолной свободы за долгим трудом,Жил наш Петр Павлыч своим состояньем,Жил он с женой, не нуждаясь ни в чем.Правда, порой удивлялся он сильно:Как это деньги всегда налицо?Гости придут — угощенье обильно;Дряхло крыльцо — обновится крыльцо!Также, порою, его удивляло,
