Смерть водворяется в пепле, в золе.Ох! Уж не так ли престать и земле,В срок, когда к призракам, в должный черед,Призрак людей от земли упорхнет?Впрочем, не русской, бурлацкой натуреТреснуть в пожаре, осунуться в буре.Много промчалось и дней и ночей,Встала старуха с палати своей.Только залег в нее, будто чужой,Кашель какой-то глубокий, сухой;Только сама она как-то осела —Все же недаром в морозе горела!IIВышел порядок в лачуге иной —Будто Андрей обзавелся женой!С прежней хозяйкой, — была она злая,Прозвище было ей жизнь холостая, —С юности ранней, господь ей прости,Право — ну не было вовсе пути!С новой иначе. Приперт в потолок,Вывешен черный как смоль образок;Значит, узнает сейчас, кто войдет,Что не татарин, не жид тут живет.Метлы, лопаты сошлись в стороне,Скромно уставились в угол, к стене;С прежней хозяйкой иначе бывало —Все, вишь, бросалось куда ни попало;Этим бесчинствам теперь не бывать —Всякому в доме места свои знать.Ну а того, чтобы миска какаяСутки валялась, мытья ожидая,Лайку прельщая своим содержаньем, —Стало у мисок давнишним преданьем!Мелкому миру по щелям стеныТягость открылась ужасной войны:Как только праздник придет небольшой —Ерзает тряпка с горячей водой,Жжет беспощадно в потемках келейныхМногие тысячи счастий семейных.Жжет… А Андрей не поймет, почемуСпится спокойней и слаще ему?Шапка ли лезет, рубаха ль порвется,Выйдут лучины иль жир изведется —Всякое горе хозяйка исправит,Дела лежать никогда не оставит.Даже на Лайку старуха ворчит:И недовольная Лайка молчит!Как-то никак старикам не случалосьВстретиться так, — чтобы речь завязалась?Скажут по слову, в глаза поглядят,Скажут и снова упорно молчат!Точно обоим, за долгим досугом,Нечем им было делиться друг с другомИ ничего в их умах не созрело,Что бы сказаться порой захотело?К слову случилось Андрею узнать,Что его гостью Прасковьею звать.Но уж различны, как «я», и «не я»,Шли и свершалися их бытия!Равно начавшись, нигде не скрестившись,Шли, чтобы кончиться, объединившись;Точно две струйки — в единую слились,Два ветерочка — в один превратились!Жизнь старика вся бесцветна была,Облачком в горных туманах прошла;Мимо событий, сторонкою, с края,Всюду и все обходя, проскользая,Вечно безличная, не очертиласьИ, без остатка, в степях схоронилась.Ну, а Прасковья, напротив того,Видела, ведала много всего.Ярко очерчена, окаймлена,Обрисовалася в жизни она!Всяких епископов, митрополитов,Схимников разных прославленных скитов,С мертвыми главами на власяницах, —Знала Прасковья и видела в лицах.На Валааме, в Печорской, в Задонской,В дальних Соловках и даже в Афонской, —Всюду она самолично бывалаИ монастырских квасов испивала.Свет увидала она на Хопре;Выросла в службах, на барском дворе;Бабою сделаться ей не пришлось:Дрянное дело замужство, хоть брось!Позже в Москве в белошвейках училасьИ с барчуками, бывало, водилась.У балерины одной знаменитой,Нынче вполне, даже сплетней, забытой,В горничных год с небольшим проживала,Феей, вакханкой ее одевала!..
