Будто как мертвая, в снег молодой… Зимнее солнце над степью всходило, Яркий румянец на степь наводило; Пышно сверкая, блестя, но не грея, Золотом влилось в конуру Андрея; В миски взглянуло, к ружью поднялось, В низенькой кадке воды напилось, В щель ее искру на дно заронило, Все осмотрело и все осветило: Белые стружки на темном полу, Рыбу в лохани и лапти в углу. К книжкам, на темную полку, всползало, Даже заглавия книг прочитало: Турнера — «Горное дело России», Штельцеля — «Опыты металлургии», Томик Некрасова, Милля — «Свобода» И календарь исходящего года. Лайке же солнце совсем досадило: Прямо ей в морду так сильно светило, Что недовольная Лайка проснулась, Встала и несколько раз повернулась, И, перейдя, улеглась под скамью, Скалясь на грезу собачью свою… Глаз не сомкнувши, над гостьей своей Целую ночь провозился Андрей. К утру старухе лицо пораздуло, Гладко морщины по нем растянуло, Яркая краска явилась на нем, Пышет лицо необычным огнем. Силы старуху совсем оставляли, Губы, чуть внятно, молитвы шептали; Было и так, что она не дышала, Жизнь, уходя, на губах трепетала… Что только могут без мудрой науки Нищенский опыт да жесткие руки, — Сделал Андрей. Утомился старик И, подле печки, под утро приник. Солнце по небу тихонько идет, Степь бесконечная свет его пьет. В ночь миновавшую страшный мороз Дню молодому подарки принес. Озеро, стывшее с воплем вчера, Скрыла сплошная, как саван, кора; Груды летавшего с вечера снега Стали, прикованы к месту ночлега; Лес разоделся в тяжелую ризу И поосел всеми ветками книзу… Спят старики. Запоздавшего сна Прочь не отгонит от них тишина; День не принес стукотни и движенья, Мирно свершаются их сновиденья. «Ой! Как далеко до храма святого!.. Страннице время в дороженьку снова…» Слышит Андрей… Поднялся, посмотрел… Голос над ним, будто гром, прогудел, — Так непривычен был голос людской В этой лачуге и этой порой! Сразу припомнил он стук у ворот, Как он упавшую поднял, несет! Вот она, тут… То она говорила… Только что сила ей вдруг изменила, Очи старухи глубоко закрылись, Руки с шубенки тихонько скатились! Поднял Андрей их, на грудь положил; В печке погасшей огонь запалил, В миску, на Лайку, на солнце взглянул — И, потянувшись, широко зевнул. Ежели лес молодой обгорит, В нем запустенье не долго лежит, Жизни в нем много! Чтоб выйти из пепла, Ждать ей не нужно, чтоб сила окрепла; Прет остриями побегов зеленых Всюду из сучьев его опаленных; Тут она почкой взойдет, там цветком, Ей и от корня начать — нипочем! Если же лес загоревшийся стар, — Смертью проходит по лесу пожар, В горьком дыму, трепеща и стеная, Смрадом расходится мощь вековая; В пене соков, в крупных каплях смолы Ярко горят, разрываясь, стволы, Будто бы груди, шипя, раскрывают, Воздуха ищут, а где он — не знают! Сыплются сучья, летят головни, Стукаясь в камни и красные пни; В уголь одежду свою обращая, Лес исчезает, как греза живая! И от подпочвы, где в темной земле Жизнь под корнями роилась во мгле, Вплоть до вершин, где над сочной листвой Только крупнейший качал головой, —
