другое – сойтись с регулярной армией. В том, что дело вполне может не ограничиться контролем над заданным нам районом, у меня сомнений не было. Как, полагаю, и у большинства. Но если у какого-нибудь американского бизнесмена максимальный риск – утрата капиталов, то у нас малейшая ошибка чревата потерями подчиненных нам людей.
Ошибаться мы просто не имеем никакого права. Никакого.
– Как только нам предоставят более полные материалы, вы все немедленно будете поставлены в известность, – обнадеживает Николаич. – Если захватите незнакомое оружие – сообщайте об этом в первую очередь.
Тут все понятно, и никаких вопросов не возникает. Зато всплывает другой, вполне закономерный.
– Товарищ подполковник, нам увольнительные выдавать будут? Хотелось бы посмотреть на местную жизнь.
– Вам зачем? – взвился со своего места замполит.
– Как? Интересно же! Дружественная страна. Мы в Германии могли свободно сходить в город. Опять- таки, на память что-нибудь приобрести, – спрашивал коллега замполита из первого батальона. – Тем более, раз здесь такая техника.
– Вы что это, сюда за техникой или шмотками приехали, товарищ капитан? – взревел партийный руководитель полка.
Он сам не понимал абсурдности собственного обличительного вопроса. Нас никто не спрашивал, хотим мы сюда, или нет. Послали, и лишь потом сочли нужным сказать, куда.
Поднялся всеобщий гвалт. Все-таки, каждому хотелось взглянуть на царство автоматизации и механизации воочию. Прибарахлиться тоже хотелось многим.
Если вдуматься, что у нас за государство! Даже в отсталой стране в каком-нибудь дукане встречались товары, не мыслимые на нашей родине с ее социализмом и провозглашенной заботой о людях! Поневоле задумаешься, насколько хорош общественный строй, который не в состоянии обеспечить людей качественным товаром. А тут вдруг такая возможность!
– Да это же все секретно! – перекрывая гвалт, орал замполит. – Как вы потом объяснять будете?
Резон в его словах был. Но все же, дело было не в какой-нибудь чудо-технике, а в элементарном человеческом любопытстве.
– Тихо, товарищи офицеры! – провозгласил полкач, и постепенно стала устанавливаться тишина.
Она еще нарушалась легким шепотком то тут, то там, но все же это были уже не всеобщие возгласы, в которых было трудно хоть что-либо разобрать.
– Вопрос с увольнительными будет решен отдельно. Это дело дипломатическое, и тут требуется продумать целый ряд организационных вопросов. Уже не говоря о том, что подобный пункт должен быть включен в договор. Думаю, все уладится в свое время и в должном порядке.
Но тема неожиданно получила продолжение, причем, отнюдь не то, на которое рассчитывали наиболее любопытные из офицеров.
– Увольнительные и поездки – это одна сторона вопроса, – самым задушевным тоном поведал Николаич. – А вы, товарищи офицеры, не подумали, что по нам будут судить обо всей нашей армии и, шире, о нашей с вами стране?
Я сразу понял, куда клонит отец-командир, и на душе стало тоскливо, хоть волком вой. Поздно. Теперь ничто не могло остановить намечавшиеся меры. Разве что, нападение на наш лагерь, да и то, временно, на время боя.
– Вы совсем забыли про устав и положенный советскому военнослужащему внешний вид. Разбаловались, понимаешь, на войне. А здесь не только война, здесь – решение важной правительственной задачи по сближению наших стран, которое может сорваться из-за вашего разгильдяйства. Какое впечатление сложится у местных жителей, когда они увидят, что вы одеты не по форме? Что имеют дело с какой-то бандой? – сам полкач был в привычном сетчатом комбезе, но что положено Юпитеру, запрещено бычку.
– Интересно, откуда местные вообще узнают, как надлежит одеваться советскому солдату и офицеру? – не удержавшись, спросил я у дяди Саши.
Тот лишь хмыкнул в ответ. Полкача же тем временем несло.
– Всем вам надлежит служить примером. Никаких отклонений от положенной формы. Солдат привести в божеский вид…
– Тогу, бороду и нимб, – бурчал я.
Плужников не выдержал и громко рассмеялся, представив, как будут выглядеть наши бойцы.
– Что за смех в зале? У вас что, военная форма вызывает хохот, как клоунский наряд? – вопросил полкач.
Еще хорошо, что дядя Саша вовремя умолк, и подполковник так и не понял, кто именно прервал его возвышенную тираду низменным проявлением веселья.
– Отныне все делать исключительно по уставу. Развод – под оркестр, хождения в столовую и по другим делам – строем. Чтобы я не видел в части ни одного праздношатающегося солдата или офицера. Постоянные занятия с бойцами. Особое внимание уделить строевой подготовке. Вы у меня живо научитесь ходить, как рота почетного караула! Чтоб никакого пьянства, товарищи офицеры! Нечем заняться – займитесь спортом. Спортплощадка готова?
Взгляд полкача остановился на мне. Пришлось вскочить и бодренько отрапортовать:
– Так точно, товарищ подполковник! Готова!
– Вот. Спорт – это здоровье, так и будьте здоровы! Чтобы комбаты сегодня же предоставили мне планы занятий с личным составом! И неукоснительно следовали однажды принятым решениям! Никаких поблажек ни себе, ни людям! Понятно я говорю, товарищи офицеры?
Офицеры ответили гулом согласия. Спорить в армии как-то непринято. Кто-то начальник, а кто-то…
– Помните: в любую минуту к нам могут нагрянуть представители местных властей, и нам всем надлежит не ударить в грязь лицом. Вопросы есть?
Вопросов больше не было.
– А раз нет – разойдись!
Мы разошлись. К сожалению, лишь в прямом смысле слова.
– Слышал, что главный академик учудил? – спросил меня командир автороты Кумейко, когда мы выходили наружу.
– Нет. Откуда?
– Он появился у стоянки, посмотрел на выделенные ученым машины, и страшно возмутился, что все они грузовые. Мол, а где положенная ему персональная легковушка?
Я уже понял, что должно было последовать дальше.
– Побежал к полкачу, и попробовал качать права, – продолжал, посмеиваясь, Кумейко. – А тот в ответ как гаркнет, что он свою машину не отдаст, а других у него нет. И вообще, он командир полка, а не хрен моржовый, чтобы ходить пешком. Пусть академика собственное начальство транспортом обеспечивает, раз они такие ученые. Академик в ответ обозвал полкача солдафоном. И быть бы бою монстров, если бы как раз посол не объявился.
– Чью он принял сторону?
– Как ни странно, полкача. Сказал, что подобными мелочами дипломатия не занимается. Он сообщит о машинах, куда следует, а большего сделать не может.
– Зверев! – зычный голос комбата прервал наш разговор.
– Извини, – я послушно двинулся к Хазаеву.
Тут уже собрались все наши, кто был допущен на совещание.
– Задание поняли? – спросил нас комбат и приложил к уху ладонь, словно боялся не расслышать ответа.
– Так точно! – рявкнули мы.
– Расписания занятий готовы? Вот у вас, Зверев?
– Никак нет, товарищ подполковник!
– Почему? – удивился комбат.
Он упорно пытался создать впечатление, будто ему ничего не известно о проделанной мной работе.