говорит дочке:

— Смотри, дочка, как он старается, наш зять-обезьяна. А ты еще от него нос воротишь!

Дочь ничего не сказала. А хануман что ни день, съевши кашу, шел в лес. Раз тесть сказал, что он сам с ним хочет пойти — вырубку посмотреть, так хануман его уговорил отложить это дело на завтра. На другой день он ему показал чужие участки, что соседи себе расчищали. Старик думал — это обезьяна ему свою работу показывает,— очень обрадовался, дома о том жене рассказал, и она была рада не меньше его.

Как пошли деревенские вырубку выжигать, хануман каши поел и говорит, что он тоже готов идти жечь порубку у себя на участке. Да только пока деревенские лес жгли, он плоды собирал да ел их.

Начали деревенские сеять просо, и хануман говорит, что ему надо сеять, и будущего тестя стал просить достать ему семян. Старик отыскал малость семян и дал хануману. Он их в лесу бросил, а старику, как вернулся, сказал, будто посеял. Потом старик говорит, что хотел бы пойти с обезьяной посмотреть на участок. Хануман не стал спорить. Пошли они вместе — обезьяна впереди — смотреть посевы. И опять хануман ему показал тот же чужой участок, что в первый раз. Просо там уже проросло. Посмотрели и вернулись домой.

На другой день хануман говорит тестю, что ему надо идти на поле — птиц отгонять. С той поры что ни день он, как каши поест, так и уйдет — за посевами, мол, ему надо смотреть. Только в поле придет, принимается есть чужое просо — с тех полей, чьи хозяева скот пасут и за посевом не смотрят. Видят парни потраву, сговорились и оставили там одного последить, кто это делает. На другой день один парень остался сторожить просо. Вскоре видит — пришел хануман и принялся просо есть. Сторож рассказал о том всем парням. Собрались они вместе, обезьяну убили, мясо между собой поделили и старику кусок дали — он съел.

Вечер настал, а обезьяна домой не идет. Тесть пошел искать, да не нашел. Только дня через три или четыре он узнал, что ханумана парни убили. В гневе он пригрозил донести об этом властям. Парни испугались, стали просить, чтобы он так не делал, и обещали, что кто-то из них пойдет к нему работать и на дочке женится. На том старик и успокоился. Стал у него один парень служить — жену себе зарабатывать, и кончилось тем, что старик женил его на своей дочери. Молодые построили дом и зажили вместе.

Жили-были десять братьев. Была у них сестра. Ее звали Дасмотин-кания. Дасмотин братья никуда за порог не пускали и никакой работы ей не давали. Всю работу по дому делали их десять жен.

Каждый день десять братьев уходили охотиться. Раз пошли они в лес, а все десять жен улеглись. Одна говорит:

— У меня глаза заболели.

Другая говорит:

— У меня голова болит.

Третья говорит:

— У меня руки и ноги ноют.

Еще одна говорит:

— У меня живот разболелся.

Все десять легли и лежат.

Дасмотин-кания подмела сперва десять дворов, потом прибрала десять домов, потом выгребла навоз из десяти хлевов. А потом она пошла носить воду на десять хозяек.

Как подошла она к водоему, увидел ее Нанг Куар, владыка кобр, и забрал в рот всю воду, какая была в водоеме.

Пришли десять братьев с охоты, видят — вся вода из водоема ушла — и поняли, что Дасмотин ходила сама за водой. Вошли они в дом, стали жен ругать. Каждый жене говорит:

— Ты зачем посылала Дасмотин за водой?

А Дасмотин говорит:

— Они занемогли, я и пошла по воду вместо них.

Старший брат вышел к водоему, встал на его стенку и позвал:

Кобра слышит его, слышит и другая кобра, соседка. Она поет:

Старший брат ушел, а к водоему пришел второй брат и поет:

А кобра отвечает:

Так все десять братьев по очереди выходили на стенку и пели, а кобра им отвечала. Потом ходили туда все десять жен и тоже пели и тот же ответ получили. Наконец пришла Дасмотин-кания, встала у водоема и запела:

Пропела и в водоем вошла, на самую середину. Тогда и кобра запела:

Тут Нанг Куар выпустил изо рта воду, и стала она подниматься вокруг Дасмотин-кании, тело ее покрывать. Вода поднимается, а девушка поет: