— Показать бы тебе ее коновалу,— говорит лангур.— А то ведь совсем из сил выбьется и падет. Смотри, она еле тащится.

— Кто его знает,— говорит тот.— Случись коню заболеть, он уж не поправится, как его ни лечи. Я, слышь-ка, давно с конями дело имею. Я-то уж знаю: заболел конь, ты его не подымешь, сколько ни старайся лечить. Падет все равно.

— Так продай ее, как она есть,— предложил лангур.— Все равно скоро сдохнет. Тебе-то она теперь ни к чему.

— Кто ее возьмет, хромую кобылу? — отвечает хозяин.— Как увидят, что она на ногу припадает, всякий сразу откажется. Вот ты, хочешь, бери. Я ее тебе отдам.

Хозяину-то невдомек, что эта лошадь самая быстрая и что лангур ей нарочно ногу испортил. Ничего он про это не знал.

— Слушай,— говорит лангур.— А сколько ты возьмешь за нее?

— Когда будешь брать,— отвечает хозяин,— тогда я тебе и цену скажу.

— Я бы взял,— говорит лангур,— только я хочу даром. Если ты мне ее дашь, я ее попробую выходить. Поправится — буду ездить на ней, не поправится — значит, подохнет.

— Слушай,— просит хозяин,— я за ней столько ходил. Неужто не дашь за нее хоть безделицу?

— Было б у меня что отдать,— говорит лангур,— я бы дал тебе что-нибудь. Да, сам видишь, нет у меня ничего. Если бы малость занять у кого и отдать тебе за нее, было бы неплохо, верно? Да только в этих краях не едят конины, тут и шкуру-то конскую никому не сбудешь. Была бы надежда продать мясо и шкуру и вернуть свои деньги, когда она сдохнет, можно бы и заплатить. А этого нет, и ты сам говорил: стоит коню заболеть, он уж не поправится. Вот почему я платить за нее не хочу. Есть у меня, гляди, моток веревки. Отдашь за него — я ее возьму.

— Может, ты мне добавишь хоть рупию? — спрашивает хозяин.

— Нет,— говорит лангур.— Больше мне тебе нечего дать. Решай сам: отдашь мне ее за моток веревки — хорошо; а то я уйду. Я тут с самого утра околачиваюсь. Не пора ли нам с тобой и за дела взяться?

Подумал хозяин хорошенько и говорит:

— Ладно, я согласен. Кончим с этим. Давай мне веревку и бери лошадь. Только смотри, никому не рассказывай, что ты купил эту лошадь за моток веревки.

— Хорошо,— согласился лангур.— Раз ты мне ее отдаешь, я никому не скажу. А ты-то сам, ты не скажешь?

— Зачем мне говорить? — удивился хозяин.

— Ну а вдруг скажешь: «Я продал лошадь за моток веревки?»

— Зачем мне говорить такое? — сказал хозяин.— Я тебе ее отдал и сам, себе на позор, рассказывать об этом пойду? Не бывать этому никогда. Я скажу: «Приходили барышники. Я им столько вот лошадей продал». За тем и забудется. Другое дело, если ты скажешь.

— Чего ради я стану рассказывать, если ты мне ее по доброй воле отдашь? — говорит лангур.

— Ну ладно,— сказал хозяин.— Я тебе ее отдаю по доброй воле. А ты давай мне веревку.

Вот он и вправду отдал хозяину моток веревки в уплату за лошадь, а тот ее взял, и в подтверждение сделки оба дали друг другу по клочку травы дхуби. Увел лангур лошадь. Отошел так, что хозяина не стало видно, и вытащил шпильку, которую сам под копыто загнал. Лошади сразу полегчало, и она хромать перестала. Обрадовался лангур, вскочил на нее и погнал в галоп. Изо всех сил погнал, представить себе невозможно, как он ее гнал. Как стал нагонять братьев, взял и поднял ее высоко в небо. Опередил их и доехал до дому задолго до них. Приехал, привязал лошадь у ворот, принес ей мякины, воды и всего, чего надо, а сам умылся, поел риса с подливой и сел ждать остальных.

Немного спустя приезжают братья. Увидели у ворот Лошадь, спрашивают:

— Слушайте, чья это лошадь?

Им говорят, что это лангур купил ее и привел. Подошли поближе, смотрят на лошадь. Видят, все они жеребцов взяли, а это кобыла. Потом пошли отдыхать.

Дня через два они говорят:

— Давайте устроим скачки. Посмотрим наших коней на бегу.

— Хорошо, давайте посмотрим.

Как устроили они скачки, лошадь лангура и впрямь всех побила: на земле, говорят, он пустил ее скакать двенадцать косов и еще двенадцать косов в небе. Братья дивятся, просят лангура:

— Эй, лангур, давай поменяемся. Ты дай нам свою лошадь, а мы тебе любую из наших.

— Нет, братцы,— говорит тот.— Я не пойду на такое. Вы первые выбирали и покупали. Точно так же и я свою выбрал и взял. Я ее вам не отдам.

На том и кончился разговор.

И вот, сказать правду, так или иначе лангур кой-чего поднакопил и года через два зажил он хорошо, и припасов у него было на год вперед. Тут он и говорит:

— Слушай, матушка, надо мне в этом году жену подыскать.

Мать вовсе оторопела. «Хотелось бы знать, где я ему жену искать буду? — говорит она сама себе.— Из рода людского никто не согласится, а обезьяны по-нашему не разговаривают. Какую жену мне ему сватать?» Поразмыслила она и говорит:

— Ладно, сынок, мы найдем тебе жену. Только подожди, сперва надо со свахами договориться.

— Хорошо,— отвечает он.— Пригласи свах. А мне передашь, что там скажут.

— Ладно,— сказала она.

И вправду денька через два — она уж и так и сяк умом пораскинуть успела и решение приняла — мать ему говорит:

— Слушай, сынок. Помнишь, мы насчет жены для тебя говорили. Пробовала я звать свах, как договорились, а они мне говорят: «Твой сын жену себе сам найдет. Ты только позаботься денег собрать на выкуп невесты» 8. Вот, сынок, что мне свахи сказали.

— Ладно, матушка,— отвечает он.— Это хорошо, что ты говоришь. Значит, я ее сам отыщу и приведу. А сколько положено выкупа?

— Это, сынок, смотря по тому, кого ты возьмешь: девицу, или вдову, или разведенную жену. За вдов и разведенных жен платят немного, а за девушку рупий пятнадцать придется отдать, а то и шестнадцать9.

— Слушай, матушка,— говорит он.— Я возьму девушку.

— Правильно, сынок,— отвечает она.— Если ты девушку приведешь, я буду рада.

— Завтра или послезавтра я отправлюсь в путь,— сказал он.

И вправду пошел он искать себе жену. Сказал утром об этом матери, она и говорит сама себе: «Кто согласится за тебя замуж пойти? Не стали б тебя собаками травить». Вот какие у нее были мысли.

А лангур пошел в чужие края. Идет и видит: девушки в пруду купаются. Подбежал он к ним, схватил чье-то платье и залез с ним на дерево. Девушки закричали от страха, а та, чье он платье унес, горько заплакала.

Лангур сам наверх залез, а конец платья 10 свесил с дерева вниз. Увидели это девушки, кричат:

— Гляди, подружка. Он твое платье на дерево утащил. Прикрылась она чьим-то чужим, и все они подошли к дереву. Видят: вот он сидит. Стали просить:

— Спустись, лангур. Отдай платье нашей подружке.

— Пусть она согласится за меня замуж пойти,— отвечает он.— Тогда отдам, а иначе — нет.

— Слушайте,— говорят девушки,— он по-нашему разговаривает.

Как стал он им так говорить, девушки, вправду, перестали бояться, и пошел у них долгий спор. Те все просят его:

— Отдай, лангур, отдай ты ей платье.

А он свое им в ответ:

— Пойдет за меня замуж — отдам.

Раз он так говорит, они его ругать начали:

— Кто с тобой, с таким,— говорят,— жить захочет? Услышал он это.

— Ладно, вы каждая свое забирайте,— говорит,— а она пусть свое поймает и вниз стянет.