– По ошибке объявлена мертвой. Обнаружили, что живехонька, только через пять часов.
– Шутишь?
– Собственными глазами видел историю болезни.
– Что-нибудь уже подписано?
– Да, два мальчика-зайчика сразу прибрали к рукам племянницу.
– Ничего. Дело крупное. Очень крупное. Объявить о смерти живого человека – это им не фунт изюму.
– И я о том же.
– Если дело выгорит, тебе на этот раз причитается двадцать процентов. Идет?
– Плюс мой обычный гонорар.
– Само собой, – одышливо отвечал тучный Шиммер, а про себя подумал: «Гаденыш ненасытный!»
Однако, повесив трубку, адвокат не помнил себя от радости. Дельце, похоже, выгодное. Не беда, что родственники уже подписали обычные бумаги об отказе от иска. Любую расписку, попечительский договор, брачный контракт, соглашение можно обойти или переступить. Больница Каравэй – его личное золотое дно, откуда только черпай и черпай. По его расчетам, когда он расплатится с медбратом и самую чуточку отслюнит клиентам, останется кругленькая сумма. Правда, жена его Сельма всякий раз возмущается, когда он затевает очередное дело против больницы. «Гас, – жалуется она, – ты судишься с больницами из-за каждого пустяка. Не дай мне бог попасть в отделение скорой помощи. Как узнают, за кем я замужем, от страха разбегутся и оставят умирать».
Раздумья доктора
Около пяти вечера преподобная Сюзи Хилл ушла из больницы, не вполне оправившись от вида бывшей покойницы, которая пронеслась мимо нее на каталке, махая рукой. Норма, Мэкки и Линда оставались у Элнер до окончания часов посещений. Решено было, что Линда поедет с родителями домой, все постараются выспаться хорошенько, а утром вернутся. Если тете Элнер не станет хуже, Мэкки отвезет Линду в аэропорт и завтра же она выйдет на работу.
Доктор Хенсон сдал анализ мочи на наркотики и вышел из лаборатории. Начинал он свой путь в медицине, как почти все юные врачи: полный сил, честолюбивый, горячо желая помогать людям, спасать жизни, приносить пользу. Сейчас, в тридцать два, он разочарован, а еще больше измучен и сыт по горло никчемными людишками, что с утра до ночи наводняют приемное отделение. Дни напролет он достает пули из подстреленных юнцов, зашивает ножевые раны, возится с наркоманами, пьянчугами, психопатами, избитыми проститутками, неудавшимися самоубийцами, лечит одних и тех же людей от одного и того же и от безысходности сделался вспыльчивым, раздражительным. Вечно приходится утешать рыдающих матерей, чьи сыновья пострадали в уличных перестрелках, и объяснять убитым горем родителям, что их погибший ребенок сидел за рулем пьяный или сбит пьяным водителем. Всего за два года работы в приемном отделении доктор Хенсон жестоко разочаровался в людях.
Он начал подозревать, что многие пациенты понапрасну занимают места, отвлекают врачей от важных дел, что на них впустую уходят время, силы и деньги. Когда он поделился раздумьями с коллегой, тот отмахнулся: «Что за мысли, Боб! Шел бы ты к психотерапевту». Но Боб совету не последовал – некогда. При его работе в больнице – долгие часы в приемном покое или в грязном, захламленном кабинетике, где он без конца возился с бумагами, если не пытался вздремнуть на продавленном диване, – он и зубы-то едва успевал почистить, какой уж тут психотерапевт.
Дома было не лучше. Боб женился на женщине старше себя, мечтавшей во что бы то ни стало забеременеть, и чем скорее, тем лучше. Боб предпочел бы повременить с детьми, но жена настояла на своем, и сейчас, спасибо успехам гинекологии, у него пара малышей, двух и трех лет, а на прошлой неделе УЗИ показало, что на подходе двойня. Дома теснота, двое орущих детей и издерганная, замученная жена, которой некогда о себе позаботиться, а о муже и подавно. Разрываясь между работой и домом, Боб не припомнил бы, когда в последний раз спал больше получаса подряд, а тем более нормально обедал. Ел он на бегу, глотал кофе и минералку, поддерживал силы белковыми батончиками. Неудивительно, что сегодня сделал такую чудовищную ошибку. Возможно, если бы не усталость, он был бы внимательнее, не сдался бы так скоро. Но у врача нет права на промах. Хорошо, если ошибся не он.
Боб ждал, пока проверяли аппаратуру, и, когда мастера доложили, что приборы исправны, он почувствовал, как рушится вся его жизнь и карьера. Отчего так случилось? Спору нет, он устал, но к усталости ему не привыкать. Может быть, причина в том, что пациентка – древняя старушка? Неужели он невольно, хоть на минуту, допустил мысль, что жизнь ее не столь драгоценна, как жизни молодых? Если пациент молод, почему-то всегда чувствуешь большую ответственность, прикладываешь чуть больше усилий. Почему?! Кто дал ему право судить, чья жизнь ценнее? А ведь он из-за этого едва не убил человека. Случайный поворот событий спас старушке жизнь. Какое счастье, что он согласился подождать час-другой, пока приедет дочь Уорренов, иначе миссис Шимфизл отправили бы в морг или, того хуже, на вскрытие.
Даже если его оставят на работе, все равно он будет всю жизнь казниться. Так или иначе, карьере его конец. Надо было приложить больше стараний, больше уделить ей времени, не опускать рук. Столько лет учебы, труда, лишений – все впустую.
Переодевшись из зеленого докторского костюма в свою одежду, доктор Хенсон перед уходом заглянул к Элнер:
– Приветствую вас, миссис Шимфизл. Как себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо. А вы?
Судя по всему, она не поняла, кто он, и доктор объяснил:
– Миссис Шимфизл, я дежурил в приемном отделении сегодня утром, когда вас привезли.
– Ой, я вас не узнала без шапочки.
– Можно присесть?
– Конечно.
Доктор силился подобрать нужные слова.
– Миссис Шимфизл, думаю, вы должны знать, что это я объявил вас мертвой. Приношу свои искренние извинения.
– Не о чем и говорить, – улыбнулась Элнер. – Племянница моя и вся родня перепугались немножко, а мне хоть бы что.
– Вы меня не поняли, это я во всем виноват! Из-за меня вы чуть не погибли.
Элнер остановила на нем взгляд.
– Но ведь не погибла же. Посмотрите хорошенько, я здоровехонька. И знаете что? Мне больше не нужен слуховой аппарат! Когда я очнулась, у меня улучшился слух. Каково?
– Замечательно, но… знаете, я решил уйти из медицины.
– Почему?
– Потому что… я вас чуть не убил, – выдавил доктор Хенсон, сглотнув комок слез.
– Полно! Вы тут ни при чем. К тому же ничего на свете не бывает зря. Даже не думайте бросать медицину, что за глупости!
– Вероятно, мне придется, миссис Шимфизл. Ваша племянница имеет полное право подать в суд на меня и на больницу.
У Элнер округлились глаза.
– Норма? Да что вы! Норма Уоррен – добрейшая душа, она ни на кого не станет подавать в суд. Выкиньте вздор из головы, ради всего святого.
После ухода доктора медсестра принесла Элнер снотворное.
– Спите крепко, миссис Шимфизл, – пожелала она. – Если что, я рядом… просто нажмите кнопку вызова.
– Хорошо. Ой, а где же она, кнопка вызова? Вдруг мне и вправду понадобится кого-нибудь вызвать?
– Вот, сбоку от кровати. Нажмите белую кнопочку, и у нас на посту высветится номер палаты. Спокойной ночи.
Медсестра вышла, а Элнер взяла в руки устройство с кнопкой и стала разглядывать. Здорово, когда есть кнопка вызова! Хорошая штука! Почти как те пищалки, которые рекламируют по телевизору («Помогите,
