— А если ты завтра снова найдешь в своей папке подобные рапорты, а послезавтра еще, что тогда?

Харкус ничего не ответил на этот вопрос.

— Несколько дней назад я говорил тебе о маскировке… — продолжал Вебер.

— Помню, — ответил Харкус. — Нужно все начинать сначала.

— Да, с самого начала. — Вебер встал со стула. — Ты к нам зайдешь?

Харкус посмотрел на часы и покачал головой:

— Через десять минут мы с Гауптом уезжаем из расположения части, Что тебе делать, я напишу. Этот разговор с женщинами стоил мне целого часа времени.

— И что ты понял?

— Ничего, — ответил Харкус.

— И кто в этом виноват?

— Я сам.

— Ну-ну!

— Хотел бы я знать, кто их послал ко мне.

— Ты сам и вынудил их к этому.

Вебер пошел к себе, а Харкус на листке бумаги написал, что необходимо будет сделать Веберу. Отдав секретарше папку с документами и записку, майор вышел из штаба. Вместе с Гауптом он должен был осмотреть учебные классы.

Однако неприятности понедельника на этом для Харкуса не закончились. Когда командир полка, вернувшись из классов, подошел к штабу, из окна высунулась фрау Камски и крикнула Харкусу, что его разыскивает полковник Венцель.

Майор бегом бросился к телефону.

— Ну, как дела? — поинтересовался Венцель, поздоровавшись.

— Ничего, идут.

— Не очень-то уверенно отвечаете, Харкус.

— Что случилось, товарищ полковник?

— Я зол на вас.

Харкус молчал, он слышал голоса людей, споривших о чем-то в кабинете полковника.

— Приезжайте ко мне завтра утром, в девять тридцать, — после небольшой паузы сказал полковник.

— Слушаюсь! Какие документы захватить с собой?

— Рабочую тетрадь и голову, чтобы давать ясные ответы. Будут еще вопросы?

— Вопросов не будет, всего лишь одна просьба.

— Говорите!

— Завтра утром, — Харкус понизил голос, — я хотел бы проверить готовность полка к совершению марша. Вы разрешите мне это?

— Я и так слышу по вашему адресу слишком много упреков, — сказал полковник и замолчал, видимо обдумывая, как поступить. Затем спросил: — А это так необходимо?

— Таким проверкам полк не подвергался уже семь месяцев.

— Хорошо, я не возражаю: разом больше, разом меньше — это не играет особой роли. Итак, до завтра! — Полковник положил трубку.

«А ведь он все же сердится», — подумал Харкус. Разговор с Венцелем окончательно расстроил майора: от радужного настроения, в котором он пребывал утром, не осталось и следа.

— Это правда, что майор Харкус сегодня утром прямо на огневых позициях вручил вам денежную премию? — спросил часовой у ефрейтора, стоявшего у ворот.

— Правда, — ответил ефрейтор. — Плюс внеочередная увольнительная в город.

— Так хорошо вы отстрелялись?

— А вы? Вам что, не повезло?

— И куда вы теперь направляетесь?

— В Позелов.

— Сходим в кино, а потом истратим премию, — вступил в разговор подошедший к проходной артиллерист из награжденного расчета.

— Увольнительные в порядке? — строго спросил часовой. — Прошу предъявить. — Он не спеша проверил у солдат увольнительные записки, а потом сказал: — Сто марок не такая уж большая сумма для целого расчета.

— Если бы ваш расчет получил, ты бы еще не так радовался!

Часовой больше не рискнул ни о чем спрашивать.

— Автобус подходит, побежали! — воскликнул один из увольняющихся, и они побежали к остановке.

— Может быть, и мы когда-нибудь заслужим такое, — задумчиво произнес часовой, стоявший на КПП.

— Это будет зависеть от нас, — согласился с ним другой, тот, что выписывал пропуска. — От кого же еще?

В этот момент он увидел майора Харкуса и Вебера, которые приближались к КПП.

Командир полка жестом руки остановил дежурного по КПП, который хотел доложить обстановку.

По дороге, несколько отстав от Харкуса, Вебер снова развернул его записку, которую получил от фрау Камски. В этой записке командир полка ставил перед Вебером конкретные вопросы, не ответить на которые тот не мог. Где-то в глубине души Вебер был готов признать, что состояние боевой готовности полка оставляет желать лучшего, тут можно было согласиться с Бертом. Если первый артдивизион на проверке показал плохие результаты, то такие же результаты мог показать и другой дивизион… Вебер шел, и мысли чередой теснились в его голове. А Берт Харкус в эту минуту думал о том, что неотложные дела, видимо, не позволят ему сегодня зайти к Кристе Фридрихе, которая уезжает в Дрезден и, наверное, не вернется.

— Ты читал последнюю книгу Айтматова? — вдруг спросил Берт у Вебера.

— Нет, пока еще не читал.

— А зря, такие вещи нужно читать. Спросят тебя об этом, а ты не знаешь.

— Я не могу прочесть сразу все книги.

— Не можешь, но стараться должен. Мы и с женщинами, по сути дела, показали себя не очень хорошо, а все потому, что считали, что заниматься с ними не наше дело.

— Ты обо всем судишь по-своему.

— А ты разве не так поступаешь?

— Сегодня ты задал мне слишком много вопросов.

— А ты на них ответил?

— Фрау Камски передала мне бумагу незадолго до конца совещания, и я, естественно, не мог сразу ответить на все вопросы.

— Ну, они-то для тебя не новы! — громко произнес Харкус.

— Не говори так громко, — попросил его Вебер, — а то завтра на твоем столе появится еще несколько рапортов с просьбой о переводе в другую часть.

Харкус тихо засмеялся. Некоторое время они шли молча. Еще не совсем стемнело, но в некоторых домах уже зажегся свет. На перекрестке улицы стояло несколько женщин, среди них — и та молодая женщина, которая утром была у Харкуса.

Майор поздоровался с ней, Вебер — сразу со всеми женщинами.

— Зачем тебе звонил Венцель? — спросил Вебер.

— Утром я должен быть в Бургенау.

— Для чего?

— Венцель сказал, что мной недовольны. Думаю, что среди нас есть человек, который регулярно информирует штаб дивизии обо всех наших делах.

— Да ну?! — удивился Вебер и с сомнением взглянул на майора.

— Венцель за последние дни дважды звонил мне и оба раза показал знание того, что у нас только что произошло.

— А ты не хочешь, чтобы дивизионное начальство было в курсе наших дел?

— Нет, я не против этого, но мне не нравится неизвестный источник информации.

— Может, солдатские разговоры…

— Нет, информатор находится среди нас, в командном составе. Ты не предполагаешь, кто это может быть?

— Откуда я могу это знать?! — воскликнул Курт. — И почему ты спрашиваешь об этом меня? — В голосе Курта послышался оттенок злости. — Я ничего не знаю, как не знаю, где ты был в воскресенье, как не знаю, что ты решил переводить боевую технику на обслуживание в зимний период по какой-то новой системе. Я обо всем узнаю всегда позже всех и из уст других лиц. Так откуда же я могу знать, кто именно информирует Венцеля о наших делах? Не знаю я и того, почему мы завтра должны собраться в штабе без четверти четыре утра.

— Этого никто не знает, кроме меня одного. Естественно, и тот, кто обо всем сообщает Венцелю, пока не знает, что завтра в четыре часа утра весь полк будет поднят по тревоге.

— Вот как! — удивился Курт.

Тем временем они подошли к дому Курта. Окна в доме Кристы были открыты, но шторы задернуты наглухо.

Остановившись у калитки своего дома, Курт пожелал:

— Приятного вечера…