Как только мы вышли из лифта в коридор, нас немедленно окружили сотрудники компании. Они построили нас как перед дракой: Ферман, Джет, Джимми Джаз, Шнобель, Ровер и я, а затем нацелили на нас камеры. Потом им пришло в голову поменять нас местами, так что Фермана поставили перед Джетом, а я оказался между Шнобелем и Ровером.
– Отлично, просто отлично, – говорили они.
– Зачем все это? – спросил я, а спустя две секунды нас ослепили лазерные лучи камер. Я думаю, вы видели нашу фотографию – особенно если когда-нибудь изучали рекламное дело. Она уже давно стала классикой, Ферман, с суровым и несколько испуганным выражением, Джет, темной скалой вздымающийся над ним. Джимми Джаз, который пытается придать лицу вежливое выражение, Шнобель, с широкой, восторженной улыбкой, присущей только подросткам. И Ровер, глядящий угрюмо и злобно – так, словно он собирается накинуться на вас, вырвать сердце и сожрать его. И я: взволнованный и озадаченный одновременно. Таков этот кадр, запечатлевший нашу мрачную компанию…
Отсюда нас повлекли в конференц-зал и выставили на обозрение Левина, Харрис, Спеннера, Финнея, Робенштайна и моей творческой группы. Несколько секунд спустя в зал вошла Хонникер из Расчетного отдела. Она заметила меня и тут же послала ободряющий взгляд. В комнате присутствовал еще аналитик, которого звали Макфили; двое людей из адвокатской конторы – Абернати и чопорная женщина по фамилии Джустман; и мужчина, чья улыбка показалась мне настолько же зловещей, насколько бесхитростной была улыбка Весельчака. Имя его выветрилось у меня из памяти. Имя, но не профессия…
– Итак, – сказал Спеннер, когда мы расселись. – Полагаю, все заинтересованные лица в сборе, так что можем начинать. Прежде всего я счастлив сообщить, что нашего маленького полку прибыло.
Все, за исключением Дьяволов, удивленно заохали и задали, и большая часть моей группы перевела взгляды на незнакомого мужчину.
– Этим утром мы официально приняли на работу выпускницу Колумбийского университета, эксперта- лингвиста, которая уже давно занимала место в штате, хоть и неофициально. С сегодняшнего дня все будет иначе. Так что прошу Пембрук-Холл поприветствовать Кассандру Бэйнбридж.
Будучи в радужном расположении духа, Ферман и Дьяволы зааплодировали. Это вышло кстати, поскольку большая часть членов моей труппы – включая и меня – стояли как громом пораженные. Ни с кем из нас не проконсультировались по этому поводу, и никто не хотел видеть Бэйнбридж в наших рядах. Ода, конечно, оказывалась полезна, но теперь, в свете наших с Хонникер отношений, я вряд ли мог рассчитывать на Бэйнбридж.
Моя группа быстро спохватилась и внесла свою лепту в аплодисменты, после чего Спеннер продолжил:
– Теперь позвольте передать слово ведущему партнеру компании «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис». Он огласит повестку дня.
| Снова раздались аплодисменты. Дьяволов поймали врасплох – всех, кроме Джимми Джаза, который хлопал, пока не заметил, что я затих. Я улыбнулся и кивнул ему.
– Благодарю вас, – сказал Левин, смахивая воображаемую пылинку со своего пиджака. – Друзья мои, я бы хотел представить нашу новую сенсацию: Дьяволов Фермана. – После этого он быстро назвал каждого его уличным именем, а в завершение указал на меня, как на «шестого Дьявола и творца этого невероятного феномена».
Пока длились аплодисменты, Ферман наклонился ко мне и заговорил, понизив голос:
– Что здесь происходит, Боддеккер? Может, мне тебя накормить твоими же кишками? Это не ты нас сотворил, ясно? Мы сотворили тебя.
Никто в зале не знал этого так же хорошо, как знал я.
– Так принято говорить, – объяснил я ему. – В конце концов, сценарий принадлежит мне. Но вы, ребята, – те самые люди, которым достанутся большие деньги и красивые женщины. А для меня будет вполне достаточно, если мне уделит время кто-нибудь вроде нее. – Я чуть заметно кивнул в сторону Хонникер Из Расчетного отдела. Она заметила этот жест и улыбнулась.
Левин тем временем продолжал.
– Мальчики, – сказал он, явно обращаясь к пятерым Дьяволам. – Я попросил мистера Боддеккера пригласить вас сюда, поскольку мы заинтересованы в том, чтобы вы стали частью – совершенно особенной частью – большой семьи Пембрук-Холла.
– Ну, спасибо, – буркнул Ферман, не заботясь о том, что пауза Левина была риторической. Все повернулись к нему, и Ферман заткнулся.
– Мы понимаем, что подобная перспектива смущает, поскольку вы далеки от стремления честно работать и получать за это деньги. Должен признаться: мы после некоторых колебаний решились сделать вам данное предложение. Однако мы верим, что ваша Деятельность на благо компании оправдает наше необычное решение.
У Фермана дернулась щека, пальцы рук скрючились: он словно собирался незамедлительно подписать все что угодно. Впрочем, парень тут же осознал, что никто не торопится выдать ему контракт, и расслабился в своем кресле.
– Итак, – продолжал Левин, – я надеюсь, вы отнесетесь к нам с пониманием и рассмотрите предложение которое мы собираемся сделать. Также я смею надеяться, что оно придется вам по вкусу, и вы с радостью станете частью нашей компании. И посему без дальнейшего промедления я собираюсь передать дело в руки моих экспертов, которые обсудят с вами условия контракта.
Ферман, Шнобель и Джет принялись аплодировать, но тут же утихли, осознав, что никто их не поддерживает.
Макфили поднялся на ноги, включил ноутбуки подождал, пока информация появится на экране.
– Джентльмены, – начал он, – «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис» подготовил для каждого из вас контракт, предполагающий эксклюзивную оплату в размере двухсот тысяч долларов в месяц…
Мое сердце замерло, когда я услышал цифру.
– …плюс гонорар в размере дополнительных двухсот тысяч долларов за каждую последующую рекламу. Иными словами, каждый из вас будет еженедельно получать пятьдесят тысяч долларов. Взамен вы обязуетесь не принимать никаких предложений от других рекламных агентств. Вы станете эксклюзивными работниками Пембрук-Холла. Данный договор гарантирует ваши обязательства перед нами и нашу лояльность к вам. Специально отмечу, что вы дополнительно получаете двести тысяч долларов за каждый снятый с вашим участием ролик' Это ваш гонорар. Вы можете заметить, что он значительно превышает сумму, которую вы получили за «Их было десять» и которая составляла… – Макфили поглядела экран и сделал паузу.
– Сто пятьдесят тысяч долларов, – сказала Хонникер из-за своего ноутбука. – На всех.
Дьяволы издали радостный вопль.
– Плюс, – продолжал Макфили, – вы получите возможность приобрести недвижимость в соответствии с законами о жилье. Есть какие-нибудь вопросы?
– Прошу прощения. – Бэйнбридж подняла руку. – Мне пришло в голову, что эти молодые… – Ее верхняя губа искривилась в невольной усмешке. – Молодые люди имеют… как бы это сказать… темное прошлое, таким образом лишены прав на покупку жилища. Это может стать проблемой.
– Хм. – Левин потер подбородок большим пальцем. – Предложения?
– Может быть, исключим из контракта жилищный пункт? – сказал Макфили.
– Нам понадобится нормальный дом, если уж мы будем звездами, – буркнул Шнобель. В зале повисла тишина. Все взоры устремились на него. – Я чего хочу сказать: если будут большие съемки, а не тот козел, которого мы тут побили, я думаю – мы станем знаменитыми, да? И нам тогда нужно типа место, куда можно привести девочек…
Бэйнбридж издала странный звук, словно пыталась прочистить горло и сглотнуть одновременно.
– Я, кажется, знаю, что пытается сказать Шнобель, – вступил Ферман. Сперва он «дал петуха», затем его голос становился все громче – по мере того, как Ферман обретал уверенность. – Хорошо ли будет для Пембрук-Холла, если выяснится, что его новые звезды живут в заброшенной часовне?
– Церкви, – поправил Джимми Джаз.
– Вы живете в заброшенной церкви? – с изумлением переспросил Спеннер.
– Похоже на то, – отозвался Финней.
