двигался с места, терпеливо дожидаясь зеленого света для пешеходов. Я расслабил пальцы в карманах брюк и выдохнул облако пара. Почему я стою столбом, дожидаясь зеленого света, когда в обозримом пространстве нет ни единого намека на движение? Возможно, в этом заключалось предостережение свыше, но я не сумел его разгадать. И перешел улицу.

Оказавшись на другой стороне, я понял, что мог прождать зеленого еще очень и очень долго: светофор кто-то разбил вдребезги. Я огляделся по сторонам и захлебнулся ужасом. Только теперь до меня дошло, куда я попал. И сразу же стало ясно: я совершил очередную ошибку.

По всей длине улице лавки и магазинчики щерились решетками на окнах; за пуленепробиваемыми стеклами витрин мигали огоньки сигнализаций… Доверху переполненные мусорные баки. Вход на станцию метро надежно заперт, двери выглядяттак, словно никогда и не открывались. Большинство фонарей не работало – в лучшем случае горел один фонарь на квартал. Было невероятно, невозможно тихо.

Сделав еще несколько шагов, я вдруг увидел на стене дома картинку, нарисованную красной светящейся краской-аэрозолем. Портрет человека с козлиной бородкой и зубастой ухмылкой. Нос с горбинкой, горящие яростью глаза, заостренные уши и маленькие рожки надо лбом. Под этим лицом синим цветом сверкала надпись «Дьяволы», а оранжевый знак рядом указывал на принадлежность Дьяволов к сообществу Манхэттенских уличных банд.

А я стоял на улице, находившейся в самом центре их владений,…

Я двинул себя кулаком по бедру и выругался. Потом поднял глаза на указатель, пытаясь определить – где же я, черт побери, нахожусь.

Я стоял на пересечении Шестьдесят шестой и Амстердам. Очень, очень далеко от Мэдисон-авеню, от Огилви – и отовсюду, где я бы мог почувствовать себя в безопасности. Хуже того: самый краткий путь между этими точками пролегал через Парк.

Темнота словно бы сделалась гуще. Мозг иглой прошил страх. Меня затрясло, но тут же на ум пришел один из моих собственных рекламных роликов. Ты попал в беду? Ты в серьезной опасности? Не паникуй! Что бы ни случилось, помощь всегда рядом, ведь…

Правой рукой я схватил запястье левой. Часов не было. Я закрыл глаза и мысленным взором увидел их – лежащими на рабочем столе. Так и есть; уходя с работы, я забыл надеть часы.

Никаких проблем. Это означало только то, что я лишился возможности позвонить в службу спасения. Право слово, какие мелочи!..

Большое спасибо, Боддеккер, сказал я себе.

Несколько секунд я стоял неподвижно, похолодев, и силился вдохнуть хоть толику воздуха. Звук моего дыхания – единственное, что нарушало могильную тишину улицы. Помимо воли мои губы искривились в ухмылке. Что ж, не это ли достойное завершение подобного дня?…

Нужно что-то делать. Самое лучшее – повернуть и отправиться туда, откуда я пришел. Проблема заключалась лишь в том, что я не имел ни малейшего понятия, как я здесь оказался. И сколько территорий, принадлежащих уличным бандам, мне придется пройти, прежде чем я достигну своей цели. Ситуация выглядела премерзко. И называлась она «Жри, покуда не съели тебя». Любопытно, как я буду смотреться на блюде с запеченным яблоком во рту?…

Я повернул назад, направив свои стопы на юг. А в следующий миг уголком глаза уловил мимолетное движение где-то впереди и чуть сбоку – как раз в той стороне, куда намеревался пойти.

Просто отлично! Мне перекрыли последний путь к отступлению.

Спокойнее, спокойнее. Беспечность. Немного развязности… Делаем вид, что так и надо… Я снова засунул руки в карманы и зашагал по Шестьдесят второй в сторону Парка.

– Не думаю, что тебе следует туда идти.

Не могу сказать с точностью, услышал я на самом деле эти слова, или это произнес Глас Рассудка, зазвучавший у меня в голове. Сердце заколотилось как сумасшедшее, и лишь неимоверным усилием воли я заставил себя не припустить со всех ног.

Добравшись до Колумбии, я повернул на юг, но призрак не отставал. Он вывернул из-за угла и прямиком направился ко мне. Я замер и покосился в сторону Парка. Нет уж. Я лучше умру. Подобный исход представлялся весьма вероятным – и не имеет значения, куда я пойду. Что ж, кому суждено утонуть – того не повесят… Я повернулся на каблуках и побежал обратно по Шестьдесят шестой, стараясь держаться середины улицы.

– Разумный выбор.

Я действительно услышал это. Голос раздался за спиной, а говоривший двигался за мной следом. Он бежал медленно и лениво, словно ни на миг не сомневался, что сумеет меня поймать. Впрочем, так оно и было…

Добавьте к перечню моих прочих глупостей попытку удрать от члена банды на его собственной территории. На моей могиле будет написана следующая эпитафия: «Здесь лежит Боддеккер, умерший в возрасте двадцати восьми лет от хронического идиотизма».

Если тому и быть, то напоследок хотя бы заслужи уважение своего палача. Я перешел с середины улицы на тротуар и замедлил шаги. «Призрак», напротив, заспешил. Я сделал вид, что споткнулся, и, неловко балансируя, наклонился над переполненной урной. Уголком глаза я уловил движение, и едва лишь «призрак» приблизился – резко взмахнул урной, высыпав ее содержимое под ноги противнику. Он вздрогнул от неожиданности; глаза сверкнули яростью.

Я метнул урну. Она покатилась под ноги «призраку», и тот подскочил. Запнулся о край, пошатнулся и рухнул навзничь. Я попятился. «Призрак» взвыл и отшвырнул от себя урну. Я двинул его в живот и кинулся прочь. Вновь выскочил на середину улицы; на перекрестке рванул на север, делая вид, что собираюсь бежать в Амстердам. Потом затормозил, повернул на юг и понесся со всех ног.

Когда я опять попал на перекресток, кто-то внезапно навалился на меня сзади. Я увернулся и ударил врага плечом. Толчок отбросил его на мостовую, а я прыгнул на тротуар – к западной стороне улицы.

Обернулся назад. Оба моих противника лежали в неестественных позах, скорчившись от боли. Я стиснул кулаки. Меня переполняло торжество, кровь бурлила от невероятного притока адреналина. Тело было легким; я качнулся с пятки на носок, примериваясь сделать спринтерский рывок до конца квартала. Поднял голову, прикидывая путь… И вскрикнул. Прямо передо мной стоял большой, очень большой чернокожий парень. На его темном лице не отражалось и тени эмоций; он взглянул на меня, неуловимо быстрым движением вскинул руку и вцепился в мое горло…

…Когда цветные пятна перестали мелькать перед глазами и звон в ушах несколько стих, я обнаружил, что лежу на спине, распростершись на мостовой. Что-то тупое тыкалось мне в бок.

– Ты его ухайдакал, Джет? – проблеял тонкий, гнусавый голосок.

– Не-а. – Еще один тычок. – Пока что жив.

– Терпеть не могу, когда ты так делаешь.

– А ты чё, хочешь его отпустить? – спросил голос Джета. – После того как он прибил двоих из вас?

– Прекратите. – Новый голос был тихим и зловещим. От него у меня по спине побежали ледяные мурашки. Я постарался унять дрожь и лежать смирно, не подавая признаков жизни. Может, они просто обшарят мои карманы и бросят, посчитав мертвым. О большем не стоило и мечтать.

– Убьем его, Ферм? – спросил гнусавый.

– Пока не знаю, – отозвался тихий голос. – Он цивил.

– А чё он здесь делает в такое время? – проговорил Джет. – Я думал, он из Милашек. Мы можем стрясти с него денег.

– Формально – да, – вступил еще один голос – странно мягкий, по контрасту с холодным голосом Ферма. – Или убить его, поскольку он в нашей зоне. Гулял здесь, в такой час… Он, должно быть, законченный самоубийца.

Об этом я не задумывался.

– Или законченный кретин, – заметил Ферм.

Увы, вот это гораздо ближе к истине…

– Я согласен с Джимми Джазом, – сказал гнусавый: – Пустим ему кровь.

– Я не утверждал, что мы обязаны его убивать, – поправил Джимми Джаз. – Я всего лишь указал на то, что мы имеем на это право.