за…

Раздался взрыв хохота, и я увидела сквозь туман ярости, застилавший мои глаза, как Чип и Картер навалились друг другу на плечи, воя от восторга.

Том любезно кивнул и вышел в ночь, а Пэт широко улыбнулась и повернулась к группе гостей, собирающихся уходить. Я стояла, задыхаясь от гнева, и наблюдала, как Картер и Чип хватали воздух, утирали слезы и колотили друг друга по плечам. Я посмотрела на лица окружавших меня людей. Челюсти Тиш и Чарли отвисли от шока, а Дейзи и Люси выглядели просто смущенными и вежливо улыбались, как какой-то мужской шутке, которую они не поняли. Лицо Клэя Дэбни напоминало маску.

Должно быть, я выглядела ужасно, потому что Тиш произнесла тихо: „Энди…', а Чарли сделал движение в мою сторону, будто пытаясь похлопать меня по руке.

— Не жди меня, Картер, — сказала я и вышла из дома вслед за Томом.

Он сидел в кабине своего грузовичка, откинув темную голову на спинку сиденья, и смотрел прямо перед собой. Двигатель работал, и снежно-белые клочья выхлопных газов равномерно вырывались на холодный воздух. Том не казался рассерженным, он выглядел так, как будто просто отдыхал в ожидании. Я расслышала тихую фортепианную музыку, доносившуюся из приемника в грузовичке.

Я замешкалась около его машины. Том повернул голову, увидел меня и улыбнулся. Он нагнулся и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Я думал, что ты, возможно, скоро подойдешь. — Его голос был таким же, как всегда, — легким и насмешливым, как будто смех кипел внутри этого темноволосого мужчины. — Прыгай сюда, я включил для тебя печку.

Я забралась в грузовик. Внутри машины пахло так же, как и сам Том, — мягкой кожей, теплой шерстью и почему-то холодным ночным лесом. В кабине было приятно тепло, а Шопен плыл во тьме, как расплавленное серебро.

— Том, послушай… — начала п. В моих ушах сильно звенело, и я не знала, что именно собираюсь сказать.

— Нет, — возразил он, — все это не имеет значения. Это было глупо и теперь не имеет никакого значения. По крайней мере, не должно. Не порти остаток вечера разговорами об этом.

Он потянулся за сиденье, вытащил оттуда что-то и обернул вокруг меня. Это было норковое покрывало с кровати на Козьем ручье, показавшееся густым и теплым на моих коленях и ногах.

— Будет холодно к тому времени, когда мы доберемся туда, — объяснил Том.

— Доберемся куда? — спросила я. Жара в кабине, музыка по радио, успокаивающийся адреналин вызвали у меня головокружение. Мне казалось, что я могу потерять сознание, и эта мысль была мне неприятна.

— К Королевскому дубу, — ответил Том. — Еще до того, как я выехал из дома, я знал, что мы поедем' к Королевскому дубу сегодня ночью — ты и я. Разве это для тебя неожиданно?

— Нет.

Ночь была темной и дышала морозом, а небо над пустынными зимними полями было осыпано звездами, как серебряным перцем. Я приоткрыла окно, стараясь освежить голову, и воздух, ворвавшийся в кабину, пах холодом и дикостью. В нем был и запах мускуса от лесного дыма — богатый, успокаивающий аромат, говорящий о свете, тепле и закрытых на ночь комнатах. Том не произнес ни слова, пока мы не доехали до узкого, с глубокой колеей поворота к „Королевскому дубу', лишь взял мою руку и держал ее в своей сердечно и твердо. Я не отняла ее.

Мы тряслись по длинной заросшей аллее, которую я помнила по другой ночной поездке, той, когда мы с Картером ехали на барбекю. Но, выехав на расчищенное место, где стоял огромный темный дом Клэя, Том не остановился, а проехал мимо него по дороге, которая вела через открытые соевые поля по направлению к темной линии леса на болоте Биг Сильвер. И тогда Том заговорил.

— Луна не взойдет еще некоторое время, поэтому мы подъедем поближе. Слишком темно, чтобы идти пешком, да и ты не одета для этого. Но в одну прекрасную ночь, мне этого очень хочется, ты прокрадешься со мной вверх по ручью к Королевскому дубу. Ты этого никогда не забудешь, Диана. И не беспокойся, что дядя Клэй или кто-нибудь другой помешает нам. Клэй не бывает в лесу в эту ночь и не разрешает никому.

— А что это за ночь? — спросила я онемевшими от чего-то губами.

— Зимнее солнцестояние. Самая святая из всех ночей. От нее мы получили Рождество. Я прихожу сюда каждый год в эту ночь. Клэй это знает. Раньше он тоже приходил. И мой отец. Ты не боишься? Нет?

— Боюсь, — произнесла я и поняла, отчего онемели мои губы.

— Ты хочешь, чтобы я отвез тебя обратно? Я отвезу.

— Нет.

Мы вышли из грузовичка на маленькой поляне на берегу ручья. Тишина вокруг была древней, чистой и бесконечной, она была больше, чем тем утром, когда так напугала меня, — сейчас не было шума ветра, птиц, насекомых или бегущей воды, только хруст наших шагов по покрытой льдом траве и звук нашего дыхания.

Том взял меня под локоть и помог спуститься с берега туда, где неподвижно у темной кромки воды стоял челнок, и твердо удержал меня, когда я покачнулась на высоких серебряных каблуках.

На другой руке он нес норковое покрывало. Сумасшедшая мысль пришла мне в голову: если бы не необычный сверток меха, мы походили бы на людей, отправляющихся на полуночное венское жаркое, и смех подступил к моему горлу, но я сдержала его из последних сил.

Том перевез меня на остров несколькими глубокими уверенными толчками шеста, выпрыгнул в темную мелкую воду и подтянул челнок на берег под огромный шатер Королевского дуба. Даже в середине зимы дерево было увешано мхом и сохранило все листья. Я вспомнила слова Клэя Дэбни о том, что это живой дуб, он не роняет листву осенью. Я ступила на мох под деревом, в густую тьму, и посмотрела вверх в искривленные ветви. Как будто я вошла в огромный дом с низкими потолками, в кафедральный собор язычников. Сквозь ветви я не могла ничего увидеть, но я вспомнила, как хорошо я видела все происходившее внизу, сидя на Королевском дубе в тот день. Знакомое медленное предательское тепло повернулось в моем паху и внизу живота.

Я тихо стояла и просто наблюдала за Томом Дэбни.

Он улыбнулся мне — белозубая улыбка рассекла темноту, — вынул зажигалку из кармана, нагнулся, зажег от нее костер, сложенный из поленьев. Буйно заиграли тени от шатра из ветвей, а за ними черная поверхность воды отразила ожившее пламя.

В свете костра Том казался мне совершенно чужим, абсолютно уверенным и спокойным в этом диком месте, как лиса или волк… или даже что-то более древнее и дикое. Что-то, состоящее из воздуха, холода, зелени и тишины. Он расстелил норковое покрывало на земле около костра, выпрямился и протянул мне руку. Держась за сильную кисть, я сбросила вымазанные в земле босоножки и ступила на покрывало. Ноги погрузились в него, согретые мехом и огнем костра.

— Я приходил сюда днем и сложил костер, — сказал Том. — Я делаю это каждый год. И прихожу сюда каждую ночь зимнего солнцестояния, зажигаю костер и остаюсь до рассвета. Это моя единственная рождественская традиция. Я приводил сюда Скретча, Мартина и Риза пару раз. Но больше никого. Ты первая… единственная, кого я сюда допустил. В один прекрасный день я приведу сюда своих мальчиков, и мне бы хотелось, чтобы под этим дубом побывала и Хилари. Но этот раз все только для тебя.

Я молчала. Мне пришло в голову, что он может быть действительно неуравновешенным, но почему-то эта мысль не обеспокоила меня. Какими-то глубинами сознания я понимала, что это не так; не этого я боялась.

А я действительно боялась. Рот пересох от страха, сердце стучало, ноги, Дуни, пальцы чуть дрожали. Казалось, мне не хватит дыхания, чтобы заговорить, а Том не замечал ничего необычного.

— Иди сюда, Диана, позволь мне рассказать кое о чем, — проговорил он, опустился в своем смокинге на покрывало рядом с деревом и протянул мне руку. Я взяла ее, он тихонько потянул вниз. Мы сели в свете мерцавшего и прыгавшего пламени костра, и я не чувствовала холода, хотя была лишь в тонком шелковом джерси. Том пристально смотрел на меня, но не прикасался к моему телу.

— Во времена, когда история еще не записывалась, в некоторых лесах существовали рощи, в центре