стеклу.

Так и есть: одеяло на кровати у Пипы вздулось бугром. Из-под одеяла показалась круглая физиономия.

— Она просыпается! Сейчас начнет голосить! — с отчаянием крикнула Таня.

— Не волнуйся!

Баб-Ягун, со скрипом подскочив с кровати, на одной ноге припрыгал к двери лоджии и пробормотал:

— Сопелус! Тьфу ты, опять спутал... Сопеллис... Соппелиум реланиум!

Но то ли с заклинаниями что-то не ладилось, то ли у дочки дяди Германа был иммунитет против волшебства, но Пипа как ни в чем не бывало продолжала вертеть головой, подозрительно поглядывая в сторону лоджии.

— Опять не вышло! Да что же это такое! — сердито прошипел Баб-Ягун. — Придется, видимо, припечатать ее, хоть и не хотелось!

Прежде чем Таня успела выяснить, что Баб-Ягун имел в виду под «припечатать», он решительно прицелился в Пипу согнутым безымянным пальцем, закованным в гипс, и сипло буркнул:

— Пундус храпундус!

Вылетевшая из-под гипса зеленая искра поразила Пипу точно в левый глаз. Таня вскрикнула. Дочка дяди Германа несколько раз ошалело моргнула в темноту, а затем тяжело, точно убитый мамонт, завалилась на подушку. Послышался басистый, глухой храп. Если судить только по этому храпу, то можно было заключить, что на кровати лежит не десятилетняя девочка, а по меньшей мере здоровенный самец гориллы, вдобавок страдающий хроническим насморком.

— Терпеть не могу это заклинание. Уж больно оно... э-э... по ушам ударяет. Но только оно почему-то у меня и получается. Остальные чего-то там заедают. — Баб-Ягун выглядел немного смущенным.

— Угу, — буркнула Таня. Только это она и нашлась сказать.

Тем временем зудильник Баб-Ягуна, распаляясь все больше, продолжал производить оглушительные звуки, которые с каждой минутой звучали все кошмарнее.

— Да сделай же что-нибудь! — крикнула она.

— Минутку! Вот зараза, не вытаскивается! За бинты зацепился! Ну я его! — Баб-Ягун сгоряча выхватил турецкий кинжал и, энергичным взмахом располосовав бинты, извлек наружу нечто похожее на жестяную миску. Стоило ему провести по ее дну ладонью, как дребезжащий звук мгновенно прекратился, хотя долго еще в ушах у Тани звенело и она слышала все как сквозь подушку.

Когда Баб-Ягун прорезал бинты, то одновременно с зудильником наружу выкатилось нечто похожее на блестящую монету, размером примерно с металлические 5 рублей. Таня хотела подобрать ее, но Баб- Ягун крикнул:

— Не надо, не трогай ее! Это костеростка! Тем, у кого целые кости, нельзя!

И в самом деле, монета вдруг выпустила шесть длинных ломких лапок и быстро юркнула в щель между стеной лоджии и шкафом. На спине у нее Таня заметила открывшуюся на миг прорезь, которая вполне могла быть челюстями, и притом довольно мощными.

Тем временем на тусклом дне зудильника вспыхнуло румяное усатое лицо. Правый ус сам собой завивался в колечки, а левый настойчиво пытался забраться в ноздрю, вынуждая хозяина раздраженно щелкать по нему пальцем. Ус это, видимо, забавляло, и он, выбрав момент, вновь начал подкрадываться к ноздре.

— Баб-Ягун, ты меня слышишь? — громко пропыхтел обладатель усов. — Это академик Сарданапал! Хочу напомнить, чтобы ты вел себя как можно осторожнее! Ни в коем случае не привлекай внимания лопухоидов! Это для нас сейчас крайне нежелательно. Ты там не шумишь?

— Ох, мамочка моя бабуся! Да не, не шумлю я, — шепотом ответил Баб-Ягун, тревожно косясь на освещенные окна. Хотя зудильник и перестал уже голосить, они пока не спешили гаснуть.

— Что? Что ты там бормочешь? Накуролесил, поди? Знаю я тебя! Помни — тишина, тишина и еще раз тишина! Должен же ты хоть чему-то у меня научиться? Вспомни мои уроки конспирации! — строго сказал Сарданапал.

Таня пораженно смотрела на Сарданапала, о котором слышала от говорящих голов. Судя по тому, что его боялись даже склонные к людоедству хулиганствующие вышибалы, он обладал огромной магической силой. Но вот солидности ему явно не хватало. Пока сам Сарданапал громким басом призывал Баб-Ягуна к тишине, его правый ус затеял драку с левым. Оба уса покачивались, как кобры, и наносили друг другу быстрые удары своими кончиками. Дрались усы явно не впервые и довольно скоро, сговорившись, совместно стали дразнить пышную бороду академика, спокойно покоившуюся у него на груди. Доводили они ее так: правый ус чуть-чуть прищелкивал ее со своей стороны, а когда рассерженная борода гналась за ним, с другой стороны налетал второй ус, и игра начиналась по новой. Бороде это жутко не нравилось. С каждой минутой она ярилась и вздрагивала все сильнее, чего и добивались усы.

— Баб-Ягун, наступают тяжелые времена, — продолжил Сарданапал. — Нежить ведет себя крайне подозрительно. Имеются свидетельства, что она вновь собирается толпами, чего не происходило уже десять лет. Отдельные ее отряды проникают на нижние уровни Тибидохса, хотя, разумеется, еще не отваживаются связываться с циклопами... Ты понимаешь, что это означает? Особенно теперь, когда золотой меч похищен?

— Ай-ай-ай! Мрак, — произнес Баб-Ягун, но Тане показалось, что он не слишком напуган.

«С другой стороны, ему-то чего волноваться? Что еще плохого с ним может произойти, когда у него и так уже ни одной целой кости?» — подумала девочка, на всякий случай ставя блок, чтобы ее нельзя было подзеркалить. Но Баб-Ягун, похоже, слишком был занят беседой с Сарданапалом.

— Вот именно: мрак! — не чувствуя иронии, продолжал академик. — Хм... Ну ладно. Это не зудильниковый разговор... Ты нашел Таню? Она жива? С ней все в порядке? — с беспокойством спросил он.

Баб-Ягун оглянулся на девочку.

— Ты жива?.. Таня кивнула.

— Говорит, что жива. По-моему, ей можно верить, — подтвердил Баб-Ягун.

— Странно. То есть я хотел сказать: замечательно, — поправился Сарданапал.

— Хотя, конечно, эти живые мертвецы порой так ловко маскируются, что ни за что не догадаешься... Пока кол не загонишь, никогда не... — подумав, добавил Баб-Ягун.

Но академик уже не слушал. Он смотрел на то место, где, как предполагал, должна стоять Таня.

— Здравствуй, девочка моя! Как ты жила все эти годы? Уверен, тебе было довольно-таки пакостно, но ничего не поделаешь — всем нам приходится чем-то жертвовать. Ты не обиделась, что мы запузырили тебя в мир к лопухоидам? — ласково спросил он.

— Я... все это так... Я даже не знала... Простите, ведь я даже... — От волнения у Тани перехватило дыхание. Кем она была еще вчера — забитой, унижаемой сиротой, теперь же ей сообщают, что она принадлежит к одному из древнейших волшебных родов.

— К сожалению, я не могу тебя ни видеть, ни слышать — этот зудильник заговорен только на Баб- Ягуна, — продолжил Сарданапал, когда девочка совершенно запуталась в своих чувствах. — Слушай все, что он тебе скажет. Не позднее чем через неделю ты должна быть в Тибидохсе. За эту неделю тебе надо выучить необходимые заклинания для перехода в магический мир, научиться пользоваться контрабасом и магическим кольцом! Без этого тебе в Тибидохс никак не попасть: переходные ворота тебя не пропустят. Делай все то, что тебе скажет Баб-Ягун! Мы же здесь постараемся снять проклятие. А тогда, возможно, ты не... не произойдет того, что должно произойти.

Таня насторожилась. Ей почудилось, что Сарданапал едва не сказал ей чего-то действительно важного. Хотя не исключено, что он проговорился специально. Хотел подготовить ее к чему-то такому, что ей предстоит еще узнать в свое время. Если оно наступит.

— А что должно произойти? — спросила она, забыв, что зудильник все равно не передаст ее голос.

Внезапно и без того румяное лицо Сарданапала вдруг побурело, налилось кровью.

— Да что же это такое! А ну отстань от меня! — рявкнул он.

Таня вначале испугалась, что чем-то разозлила белого мага, но почти сразу поняла, что причина не