коврижки — чтоб меня все ребята на смех поднимали? В обычное время у меня есть отличный пылесосик семисотой серии — просто игрушечка! Турбонаддув, два платка безопасности, хромированная труба, кондиционер с ароматом абрикосовой наливки и прочие прибамбасы.

Стоило ему упомянуть дракона и с восхищением отозваться о пылесосе, Таня тотчас вспомнила, где она прежде слышала этот голос! Да только что — по волшебному контрабасу!

— Послушайте... А вы не... не Баб-Ягун? Неунывающий и всеми любимый? Но ведь вас съел дракон! Я слышала, как вы крикнули, — и хрум-хрум... И было это... ну совсем недавно... Как же вы успели из драконьего живота?..

Баб-Ягун весело посмотрел на нее незабинтованным глазом. Его скулы — те их части, во всяком случае, что были видны, — зарделись от удовольствия.

— Он самый... Как же ты узнала? С меня же еще не сняли лечебные заклинания и даже обмотали меня всего, чтобы костеростки не разбежались. Их ведь на здорового человека нельзя сажать — ничего хорошего из этого не выйдет. Меня бабуся моя и та едва узнала в этих бинтах и в гипсе.

Таня хотела спросить, кто такие костеростки, но не стала. Вряд ли это что-то очень симпатичное.

— То бишь я Ягун и есть! Только вот что... ты-то откуда знаешь, кто я такой?.. Я ж тебе не представлялся? Волшебная татуировка на пятке тоже вроде не видна... — продолжал Баб-Ягун. Неожиданно он на миг прищурился и искоса взглянул на Таню.

У той вдруг как-то странно защекотало в волосах, и не только в волосах, но и под волосами, в самой голове.

— Нет, матч был неделю назад, — как ни в чем не бывало продолжал Баб-Ягун. — Ты слушала не саму прямую трансляцию, а ее повтор... Опять же до лопухоидного мира волны долго долетают, пока они еще семь радуг пройдут, ну и другие примочки в том же духе... Точно, дракон меня сожрал. Да еще какой! Сам Гоярын! Хорошо хоть еще у них, у драконов, привычка не жуя глотать.

Набилось нас у него в желудке магов с двадцать — черных и белых... Да упыри еще, да пяток ведьм. Темно, тряска, жара жуткая, просто как у циклопов в бане. Кости вокруг валяются, черепа, видать, с давних времен каких-то остались. Еще бы терпимо, да упыри драку с ведьмами затеяли. Те кусаются, эти лягаются, царапаются — мрак. Я стал разнимать, и вот результат — ни одной целой кости. Простые болельщики... они не очень комментаторов любят, а тут еще темень вокруг, после не дознаешься. И это при том, что я сражался как лев! Куда там лев! Как взбесившийся среднеазиатский джинн, у которого только что кокнули любимый кувшинчик...

Баб-Ягун отважно рубанул воздух загипсованной рукой и заохал от боли.

— А как же вас достали? — спросила Таня. — Вы же сами сказали, что Гоярын... что он никого почти из пасти не выпускает... И кости там вокруг.

— О, целая куча скелетов! В темноте, конечно, не сосчитаешь, но на ощупь... можешь себе представить, как приятно нашарить в потемках чей-нибудь череп, — сказал Баб-Ягун. — Ох, мамочка моя бабуся! Просто чудо, что мы выбрались. Им, драконам, по секрету тебе скажу, на магию-то, в общем, наплевать. Их никакими заклинаниями не прошибешь, разве что самыми сильными, да и то очень ненадолго. У них потом против этого заклинания на всю жизнь иммунитет останется, и во второй раз оно ни за что уже не подействует. А Гоярын... он как пятиэтажный дом, только с крыльями. А пасть... каждый зуб вот как эта летающая постелька. Во всем мире только пять-шесть волшебников, которых драконы кое- как слушаются. Да только все равно Гоярыну пришлось нас выплюнуть... Уж больно желчные ведьмы ему в нутро попались. Как начали проклятиями сыпать да промеж себя ругаться, кто-то там у кого-то саван утащил, почти новый, тут у него совсем брюхо ходуном заходило, он от нас и избавился. Еще, кстати, помогло, у одного упыря, что меня больше других молотил, была с собой разрыв-трава. Маленькая такая травиночка, но ее драконы жутко не любят. Их от нее пучить начинает.

— А вам... вам не было страшно? — спросила Таня, представляя себе желудок дракона как огромный черный непроницаемый мешок, к которому снаружи со всех сторон прилегают раскаленные угли.

Баб-Ягун задумался.

— Не надо мне «выкать». Я же ненамного те... Хотя неважно. Просто у меня от «выканья» чесотка начинается, а это под бинтами жутко неудобно... Приходится турецким кинжалом чесаться, а это для здоровья вредно! — сказал он. — Было ли мне страшно?.. Ничуть. Видишь ли, это чувство мне вообще неведомо. Я ведь тоже играю в драконбол. Уверен, что когда-нибудь меня возьмут в сборную команду Тибидохса... Кого наша сборная только не колошматила! И водяных, и барабашек, однажды даже чертей и тех вздули! Тренер там строже некуда — Соловей О.Разбойник из «темных» магов! Тренировки у него никто не прогуливает, взглядом замораживает... Да, ты правила-то драконбола знаешь? — спохватился он.

Баб-Ягун покосился на Таню, и та вновь на мгновение ощутила, словно кто-то слегка пощекотал у нее в мозгу кончиком перышка. Вскрикнув, девочка обхватила виски руками, и ей почудилось, будто что-то пробкой вылетело из ее сознания.

— Аи, больно же! Нельзя так резко блокировать! Ты меня чуть не защемила! — охнул Баб-Ягун и так затряс головой, что часть бинтов даже размоталась.

— Ты что, мысли мои читал? Прекрати! — крикнула Таня, от возмущения легко переходя на «ты».

Баб-Ягун виновато и одновременно испуганно оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь.

— Тшш! Откуда ты знаешь? Даже из больших волшебников и то далеко не все распознают, когда их зеркалят... — зашептал он.

— «Зеркалят»?

— «Зеркалят, подзеркаливают»... В голову то есть заглядывают. Лопухоиды называют это телепатией. Ну они, лопухоиды, вообще любят всякие умные слова выдумывать. Запустишь в кого-нибудь мысленно стаканом... ну сгоряча то есть... а они — «телекинез, телекинез!». Или там полетаешь слегка, когда ходить совсем облом, а они — «левитация»... Ну так ты никому не говори, что я... ну, зеркалил, в смысле. Я всегда жутко незаметно это делаю, мало кто замечает даже из наших!.. А ты заметила!

— Просто в голове что-то защекотало, — смутилась Таня.

— Оно! Оно самое! Высшее врожденное провидение! А блокировка-то какая! Просто как кувалдой меня шарахнуло! — восторженно воскликнул Баб-Ягун и, словно озаренный какой-то идеей, вдруг сильно хлопнул себя по лбу:

— А, я понял — ты же из рода Гроттеров, а у них эти все штучки в крови... Все-таки что ни говори, а Гроттеры почти что самый древний волшебный род. Разве что у Сарданапала род немножко подревнее, да у Медузии, да у деда Мазая.

— У какого-какого деда? — пораженно переспросила Таня.

— О, это могучий маг был! Правда, умер давно уже. Как-то он разом сто черных магов в зайцев превратил необратимым заклинанием, а потом ему совестно стало, и он всю жизнь этих зайцев собирал... — пояснил Баб-Ягун и продолжил:

— Само собой, и у меня тоже древний род, хотя я никогда этим не хвастаю. Разве что упомяну изредка, чтобы поставить на место кое-каких выскочек... Обещай, что ты никому не скажешь, а то у меня неприятности могут быть. У нас, белых магов, запрещено лезть друг другу в мысли. Вот у черных магов — у них все запросто. Хоть с нежитью якшайся, хоть испепеляющие молнии швыряй — полная свобода. Разве что одно ограничение — добрых дел не твори, не то плохо будет. Вот только Ту-Кого-Нет они тоже жутко боятся.

Внезапно под бинтами у Баб-Ягуна что-то задребезжало, да так оглушительно, что железная кровать подпрыгнула и заскрипела всеми своими ржавыми сочленениями. В доме напротив сразу вспыхнуло с десяток окон. Прижавшиеся к стеклу сонные физиономии выглядывали во двор, не понимая, что происходит.

— Что это такое? — испугалась Таня.

— А, не обращай внимания! Это мой зудильник разбушевался! Теперь, пока на экран не посмотришь, он ни за что не умолкнет. Сейчас я его... — бормотал Баб-Ягун, в спешке пытаясь распутать бинты.

— Осторожно, Пипа проснется! И дядя Герман! — Зажав уши, Таня торопливо прильнула к