каким дерьмом по жизни сталкиваться приходится!

– Я дерьмо? – багровея от бешенства, пробормотал Мартьянов. – Да знаешь, кто ты? Я-то думал, ты настоящий морской офицер, а ты...

В это время один из банды Баташева незаметно подкрался к кавторангу сзади, захлестнул на его горле удавку. Захрипев и отчаянно схватившись за горло, Мартьянов повалился на спину.

– Вот так, Коля, – удовлетворенно кивнул Баташев. – И весь разговор с тобой...

Он указал своему подручному следовать за собой. Взвалив кавторанга себе на плечи, тот последовал за своим «адмиралом». Они спустились в машинное отделение. Баташев молча указал своему подручному на одну из толстых магистральных труб. Тот, так же ни слова не говоря, принайтовал кавторанга к этой трубе за руку. Наклонившись, подручный дал кавторангу пару пощечин, пока тот не открыл мутные от боли глаза.

– Вот, дядя Коля, смотри... Это твоя могила, – хладнокровно произнес Баташев.

– Бандюга! – прохрипел Мартьянов. – Мурло! Паскуда!

Подручный Баташева вполсилы заехал кавторангу носком ноги в солнечное сплетение. Тот заскулил от боли, стал извиваться, прикрученный намертво к магистральной трубе.

– Не кипятись, дядя Коля, дай мне пару слов сказать, – спокойно продолжал Баташев. – Ведь тебя твоя дальнейшая судьба интересует, не так ли?

Кавторанг на этот раз молчал, сцепив зубы от мучительной боли.

– Так вот, – продолжал Баташев. – За оказанную услугу по добыче товара я тебе искренне благодарен, можешь мне поверить. И в благодарность, – он цинично усмехнулся, – я предоставляю тебе право умереть вместе с твоей командой и твоим любимым судном. А то нехорошо это получается – вся команда погибла, судно погибло, а капитан, шкура, жив!

Баташев расхохотался, глядя, как извивается и корчится от боли прикрепленный к трубе кавторанг.

– Сейчас мои ребята трупы уберут, – продолжал Баташев, – груз на наш траулер перетащат, твою посудину от моей отшвартуют. А потом, как в песне поется, откроют кингстоны. Правда, только по одному борту. Помнишь, что происходит с судном, когда у него откроют кингстоны только по одному борту? – Баташев усмехнулся. – Правильно, оно медленно заполняется водой, дает крен, потом переворачивается вверх килем и тонет. Я подумал, что тебя в принципе можно сначала пристрелить – для верности, – но потом решил, что отсюда ты все равно никуда не денешься, а пойти ко дну вместе с родным судном будет даже эффектнее...

Баташев потер руки. На пристегнутого к трубе кавторанга он смотрел презрительно. Вид у того был отчаянно испуганный, приниженный, раздавленный.

– Ладно, прощай, Коля, – с усмешкой закончил Баташев. – Теперь мы если и свидимся, то только на том свете. На этом уже вряд ли. Сам понимаешь, чудес в этой жизни не бывает...

Сопровождаемый своим подручным, Баташев выбрался наверх из машинного отделения. Кавторанг остался один. Он слушал, как топочут по палубе его судна десятки пар ног, как перетаскивают ящики с золотом. Потом этот топот утих, и слышно было, как отвязывают швартовы, соединяющие гидрографическое судно с траулером. Как одновременно с этим раздались шаги человека, открывающего один за другим кингстоны по правому борту, а вскоре отчетливо послышался плеск поступающей внутрь судна забортной воды. Потом открывший кингстоны человек одним прыжком перебрался на свой траулер. Заработали винты, траулер стал удаляться прочь. Кавторанг понял, что это конец. Теперь на судне он оставался один, а вода через кингстоны продолжала неумолимо поступать внутрь судна.

У всякого опытного моряка с годами плавания вырабатывается четкое ощущение того, сколько морских миль он прошел и примерно в каком направлении. Это, разумеется, при хорошей погоде.

И теперь Полундра, плывя строго на норд-норд-вест – туда, где он оставил гидрографическое судно, – чувствовал, что разделяющие его и буровую платформу десять миль должны быть на исходе. Однако сколько он ни пытался, все никак не мог заметить очертаний качающего на волнах корабля. Он уже начинал думать, что сделал глупость, отправившись вдогонку гидрографическому судну. В самом деле, подняв на борт судна золото с «Бостона» и устранив, как он считал, Полундру и мичмана, кавторанг Мартьянов теперь решит, что ему больше нечего делать в данном квадрате. Это была полнейшая глупость со стороны Полундры – плыть сюда десять миль, рискуя потерять последние силы, чтобы убедиться, что на месте гибели «Бостона» уже никого нет.

Внезапно он заметил, что впереди – прямо по его курсу – маячит что-то оранжево-желтое. Полундра без труда догадался, что это был опознавательный буй, установленный на месте гибели «Бостона». Уходя из квадрата, кавторанг не стал поднимать его на борт.

Итак, буй был на месте, а судна не было. Сомнений не оставалось, оно ушло в Мурманск. Полундра чувствовал, что в нем закипает дикая обида на самого себя. В самом деле: как же он мог допустить такую оплошность? Разве по силам ему тягаться в скорости с кораблем?

Добравшись до буя, Полундра взобрался на него, чтобы лучше оглядеться вокруг. Вдали – у самой кромки неба – он разглядел неясные силуэты. Вооружившись висевшим на его поясе биноклем, Полундра разглядел два пришвартованных друг к другу судна, одно из которых было очень похоже на гидрографическое, а другое – на рыболовецкий траулер, тот самый, что болтался тут во время всех их работ. Некоторое время Полундра тщетно пытался понять, что все это значит, почему суда стоят, сцепленные вместе. Внезапно он заметил на борту судов какие-то вспышки, а через некоторое время до его слуха донесся грохот шквальной стрельбы из автоматического оружия. В бинокль он разглядел мечущихся по палубе людей. Недолго думая, Полундра сунул бинокль обратно в водонепроницаемый футляр и прыгнул в воду. Работая ластами, он поплыл в сторону доносящихся выстрелов.

Гидрографическое судно сильно наклонилось на правый борт – верхняя палуба уже погружалась в воду. Что по правому борту открыты кингстоны, Полундра понял сразу, как понял и то, что дифферент пока не критический. Вот только при таком положении судна любое неосторожное движение могло перевернуть его, поэтому Полундра не стал забираться на правый борт, а принялся задраивать один за другим отверстия кингстонов, через которые хлестала внутрь судна забортная вода.

– Какая же падла все это сделала? – бормотал он, работая в каком-то ожесточении. – И где вся команда? Неужели все убрались на траулере, оставив родное судно погибать?

Внезапно Полундра замер: с судна отчетливо слышались стоны и просьбы о помощи, да не одного, а сразу двух человек. Одного из них Полундра увидел тут же – человек на четвереньках, словно орангутан, полз по накренившейся палубе. Полундра даже присвистнул от изумления, узнав в этом человеке коммерсанта Бориса Старикова. Заметив Полундру, тот вытаращил глаза с таким видом, будто увидел вдруг ожившего утопленника.

– А-а-а... – хрипло и бессмысленно вырвалось из его глотки. – А-а-а...

– Стой! – во все горло заорал Полундра. – Стой, не шевелись!

Впрочем, коммерсант Борис Стариков и так замер на месте.

Полундра подплыл к левому, торчащему из воды борту, взобрался на него и протянул руку Старикову.

– Лезь сюда! – снова крикнул он. – Давай руку! – К удивлению Полундры, коммерсант послушался и, уцепившись за протянутую Полундрой руку, добрался до левого борта. – Держись! – скомандовал ему Полундра. – Стой возле борта и держись! Сейчас одно неверное движение, и судно опрокинется. Ты понял?

Лязгая зубами и трясясь всем телом, Борис Стариков послушно закивал. Полундра только теперь заметил, что тот насквозь промок и дрожит от холода, а не только от страха.

– Где команда? – спросил у него Полундра. – Где все? Что здесь случилось?

– У-у-у... – стал заикаться тот. – У-убиты...

– Кто? – крикнул Полундра. – Кто их убил?

– Н-не знаю, – пробормотал Стариков. – П-пираты... На т-трауле-ере...

– А Мартьянов? – спросил Полундра. – Что, тоже погиб?