– Ну, Николай, рассказывай, – начал разговор Баташев. – Как там движется наше дело?

– Прекрасно, – отвечал, рассеянно глядя на стремительно мчащиеся мимо них лесопосадки, кавторанг. – Контракт подписан, судно оформляется, теперь вот набираю команду.

– Долго еще собираешься с этим возиться?

– Вообще-то времени у нас еще полно, – заметил Мартьянов. – Документы о продаже судна будут еще как минимум два месяца ходить по инстанциям, этот тип мне клялся, что быстрее никак не получится. А пока они ходят, судно должно стоять на приколе, и на палубу его подняться никто не имеет права.

– Вот черт, бюрократы хреновы, – сердито проворчал Баташев, теребя свою седую бородку. – Вечно они затягивают дело, заставляют ждать!..

– А ты не спеши, каплей! – усмехнулся кавторанг. – То, что они с этим делом тянут, нам абсолютно не мешает. Сейчас март, в Норвежском море все равно самые шторма. Раньше июня туда лезть и смысла-то нет.

– А правда, – осведомился Баташев, – что этот дятел все свои деньги в это предприятие вложил?

– Говорят, что так, – пожал плечами Мартьянов. – Молва ходит, что он даже джип свой продал и часть телохранителей уволил, оставил только двух. Это уж точно не от хорошей жизни.

– Да, наверное, – с хмурым видом отозвался Баташев. – Я тут, между прочим, узнавал, сколько он адмиралу отвалил, чтобы тот подписал приказ о списании судна. Твое судно по цене дерьма он, конечно, купил. Только, в общем и целом, что вышло...

– В общем и целом, – возразил кавторанг, – если дело прогорит, он остается в нулях.

– Рискует, – согласился Баташев.

– Рискует, значит, есть ради чего! – оживляясь, воскликнул Мартьянов. – Я же тебе говорю...

– Погоди, погоди, не кипятись, – прервал его Баташев. – Все, что ты мне рассказывал, звучит заманчиво и интересно, но я вовсе не мальчишка. Я, знаешь ли, рисковать своими деньгами не хочу ради какой-то вздорной сказки. И если твой хозяин настолько ненормальный, что рискует последним, то это его личная придурь, меня она абсолютно ни в чем не убеждает!

– Да говорю тебе!..

– Постой, Николай, дай мне сказать. – Баташев оставался невозмутим. – Если ты хочешь втянуть меня в это дело, то будь любезен предоставить железные доказательства того, что это все не фантазии какого-то писателя морских приключенческих романов, а действительно имевшие место факты. Понимаешь ты? Мне нужны железные доказательства!

– Ну, это надо весь архив Военно-морского флота перерывать, – без особого энтузиазма заметил кавторанг. – И еще не факт, что что-то найдешь там. Дело считалось совершенно секретным, в архиве об этом может не быть ни полстрочки...

– Ну а как же ты хотел? – спокойно возразил Баташев. – Вот возьми и перерой архив. Сам говоришь, что до выхода в море времени у тебя еще полно, а делать особенно нечего. И если ничего не найдешь, на меня в этом деле не рассчитывай. Я рисковать своими деньгами ради каких-то мальчишечьих бредней не намерен!

Мартьянов открыл было рот, хотел еще что-то возразить, но потом махнул рукой. Он хорошо знал характер своего однокашника и помнил, что если тот принял какое-нибудь решение, переубедить его будет практически невозможно. Собственно, он так и рассчитывал, что едет в Питер сидеть в архивах, так что слова Баташева не меняли ничего в его планах.

Весна в северных широтах весьма своеобразное явление. Здесь, за Полярным кругом, продолжительность светового дня увеличивается куда стремительнее, однако с каждым днем солнце на небосклоне поднимается не намного выше, поэтому тепла дает немного. Создается впечатление, будто бы дневное светило остыло за время зимних морозов и никак не может собраться с силами, чтобы напоить теплом стосковавшуюся по солнечным лучам землю.

В конце мая в Мурманске вовсе нет ночей. Солнце, сделав дневной круг по небу, ночью лишь приближается к линии горизонта, вовсе и не думая скрываться за ней, продолжая всю ночь озарять землю призрачным, негреющим, безжизненным светом. Так что человеку, который почти не смотрит на часы и которому не надо спешить на работу, иногда бывает мучительно трудно определить, какое же теперь время суток: день или ночь. На Севере сделать это тем более трудно, что низкие свинцовые тучи большую часть времени закрывают небо от горизонта до горизонта, и невозможно понять, где именно находится солнце.

Надо сказать, что праздношатающихся людей в Мурманске не так уж мало – это сошедшие для отдыха на берег матросы гражданских или военных судов. Специально к услугам находящихся в увольнении на берег мореманов в городе имеется множество круглосуточно работающих кафе.

В одном из таких никогда не закрывающихся заведений, расположенном неподалеку от гражданского порта напротив здания морского вокзала, сидели в неопределенный час суток двое мужчин. По загорелым, обветренным лицам в них без труда можно было узнать моряков, а строгая выправка, крепость и физическая мощь их тел заставляли предполагать в них морских спецназовцев, несмотря на самую обычную штатскую одежду. Столик, за которым они сидели, был накрыт скупо, но со знанием дела: помимо непременной копченой камбалы, вяленой трески, колбасы и стопки нарезанного мелкими ломтиками черного хлеба, там стояло несколько бутылок коньяка с красивыми заграничными наклейками и две небольшие изящные рюмки.

– Ну что, Полундра, за морской спецназ? – сказал один из них, тренированным жестом разливая по рюмкам багрово-красный напиток. – Хотя нас с тобой оттуда подчистую уволили...

– Спецназ и на гражданке спецназ! – сурово возразил Полундра, лицо которого багровело от выпитого коньяка и смугло поблескивало от пота. – Так нас отец-командир научил, так оно и есть.

Первый, в котором можно было без труда узнать мичмана Витю Пирютина, не стал с ним спорить, но ловким движением выпил коньяк и стал жевать кусок лежавшей перед ним копченой колбасы.

– Да уж, лихо нас, – хмуро констатировал мичман. – В один момент, что называется... Были военные моряки, а проснулись на другой день служителями селедочного флота. И сами заметить не успели, как это случилось.

– Спецназ везде спецназ, – упрямо повторил Полундра, выпивая свою рюмку. – Я на селедочном флоте никогда не служил и служить не буду!

– Как знать, – скептически заметил Пирютин. – Еще неизвестно, что именно наш командир для нас с тобой придумал.

– Наш командир нас в беде не бросит, – упрямо сказал Полундра. – Если с кем-нибудь из нас что случится, в лепешку расшибется, а выручит...

– Посмотрим, – без особого энтузиазма заметил мичман. – Кстати, в нашем городке ты уж сколько не был?

– Много, – хмуро отозвался Полундра. – Считай, скоро два месяца здесь ошиваюсь: от тех подъемных, что мне командир выдал, рожки да ножки остались...

– Понятно, – кивнул Пирютин. – Ты последнюю новость из нашего городка знаешь?

– Что?

– Наше гидрографическое судно уже перекрашивают...

– Да?.. – с непонятной для самого себя тревогой уставился на своего друга Полундра.

– А то как же! – горько усмехнулся мичман. – Андреевский флаг сняли, прежнее название закрасили... По документам это теперь прогулочная яхта, представляешь? Принадлежит какому-то дайвинг-клубу в нашем городке. И переведено в гражданскую часть порта. Лихо?

– А то! – с мрачным видом согласился Полундра. – Двух месяцев не прошло... Быстро дела делают, когда хотят!

Пирютин кивнул. Оба они налили себе еще по одной. Выпили молча. Степенно закусывали разложенной на тарелках снедью.

– Ты как, Полундра, здесь не скучаешь? – снова возобновил разговор мичман. – Не надоело в чужом городе болтаться?..

– Тебе вот много лучше в родном-то? – сердито отозвался старлей. И видя, что тот неопределенно пожал плечами, продолжал: – Ну не могу я!.. Все как в кошмарном сне совпало: и судно, и Наташка... Все