добывание водки и все прочее. Кстати, напомню, что эта особа, которой покровительствует Веневская, осуждена за убийство, а не за какие-то мелкие грешки...

– Начнем с того, что Покотилова не совершала убийства, в котором ее обвиняют, – вмешалась Мура Веневская, готовая отстаивать свою позицию.

– Нет, мы начнем с того, что вам, Веневская, это не может быть известно наверняка – совершала или не совершала, – перебила ее Биценко. – Это сама Покотилова сказала вам, что непричастна к убийству? Все убийцы обычно весьма трогательно рассказывают о своей невиновности...

– Нет уж, если с чего-то и начинать, так только с того, что ваша Покотилова отнюдь не принадлежит к народным массам, – с нажимом сказала Мария Спиридонова, дама авторитетная, из числа лидеров партии эсеров, и привыкшая, что к словам ее всегда прислушиваются. Под судом она оказалась за «мелкое» дело – убийство какого-то никому не ведомого губернского чиновника из Тамбова, хотя на самом деле Спиридонова участвовала во множестве громких терактов, оставшихся нераскрытыми. – Эта ваша Покотилова, насколько мне известно, – владелица крупных мануфактур, на которых гнут спину сотни рабочих, а стало быть, она принадлежит к эксплуататорам, социально-чуждым элементам, и среди нас ей не место!

– Ах, оставьте эту демагогическую риторику. Ей лично никогда ничего не принадлежало, только ее отцу и мужу. А она – всего лишь несчастная жертва существующего в России произвола и женского бесправия! – позволила себе не согласиться со Спиридоновой Веневская. – Вы, Мария Александровна, если уж речь зашла о социально-чуждых элементах, сами тоже из дворян, позвольте напомнить!

– Как, впрочем, и вы, Веневская! – огрызнулась Спиридонова.

Биценко, имевшая крестьянское происхождение и считавшая себя истинным представителем народа и выразителем его чаяний (хотя до ареста она жила в городе, имела диплом учительницы и крестьянским трудом, собственно, никогда не занималась) посмотрела на них свысока и криво ухмыльнулась.

– Девочки, не ссорьтесь! – примирительно заметила Фаня Ройтблат, болезненная женщина, тяжело переносившая последствия ранения в голову (два года назад, во время проведения террористического акта, ее зацепило осколками взорвавшейся бомбы). – Давайте рискнем и возьмем эту уголовную к нам, раз уж Мура так за нее просит. Может быть, Покотилова и в самом деле жертва и нуждается в нашей помощи. А если она обычная вульгарная преступница, это выяснится очень быстро, и нам ничто не помешает отправить ее обратно в уголовное отделение. Не получив очередной взятки, начальник тюрьмы тут же с удовольствием ее от нас заберет. В чем же проблема?

– Ну хорошо, – согласилась Спиридонова. – Но вы, Долли, принимаете на себя полную ответственность за эту особу. И, учтите, все претензии будут предъявлены вам.

То, что Спиридонова обратилась к Муре не официально, по фамилии, а по-товарищески, назвав ее партийную кличку, показывало, что она уже смирилась...

Так Ася Покотилова обосновалась в камере политических преступниц. Первое, что она сделала на новом месте, – заткнула щели в стенах жгутами из овечьей шерсти, добытой у знакомых уголовниц, сучивших пряжу по заданию начальства. В камере стало намного теплее.

– Вот видите, каким полезным может оказаться человек с ясным, незамутненным сознанием, направленным на практические дела, – сказала сокамерницам Лидия Павловна Езерская, участница покушения на могилевского губернатора. Езерская страдала тяжелой формой чахотки и была особенно чувствительна к холоду.

– Ну что ж, мы принимаем вас в нашу коммуну, Анастасия, – признала новенькую Биценко, говорившая, впрочем, не слишком приветливо. – Но запомните, никаких уголовных штучек мы здесь не потерпим и советуем вам быть сдержаннее. Я имею в виду пьянство, карты, разврат, драки и прочее. Это – раз. Второе – у нас существует определенный кодекс правил, который должен соблюдать каждый, попавший в нашу среду. Нельзя унижаться, подавая начальству прошения о помиловании. Нельзя позволять себя бить без всякого доступного нам протеста. А также не принято петь «Боже, царя храни», фамильярничать с начальством и пользоваться особыми привилегиями при отсутствии таковых у других товарищей. Вам ясно, Покотилова?

– Перестаньте, вы совсем запугали девочку, – подала со своей кровати голос Езерская, сразу почувствовавшая к новенькой симпатию. – Скажите, Настенька, какое у вас образование?

Сама Езерская, происходившая из дворянского семейства, получила серьезное образование – она была зубным врачом (редкая карьера для женщины!) и до ареста имела собственную практику, что было не только престижно, но и очень удобно – ее кабинет служил надежной явкой для членов террористической организации...

– Так где вы учились, дорогая? – продолжала расспрашивать она.

– В благородном пансионе кавалерственной дамы Чертковой, но окончить не успела – меня замуж выдали, – ответила Ася. – А учиться мне всегда очень хотелось. Очень-очень.

– И чему же вас там научили, в вашем пансионе? Какие у вас были предметы?

– О, у нас было много предметов – пение, танцы, этикет, рукоделие, домоводство, причем кулинария – отдельно, французский язык и закон Божий... У кого был хороший музыкальный слух, те еще брали уроки игры на фортепьяно...

– И это у нас называют женским образованием! – саркастически воскликнула Езерская и закашлялась. – А скажите-ка мне, голубушка, что-нибудь по-французски.

Ася замялась. За последние несколько лет ей ни разу не довелось говорить по-французски и теперь как-то ничего не приходило на ум. Наконец, ей вспомнилась пара коротеньких фраз из учебника, и она с трудом выдавила из себя:

– Бонжур, мадам! Коман ву золе?

Езерская вздохнула.

– Да, моя дорогая, это даже не смесь французского с нижегородским, это гораздо хуже! Я тут в камере занимаюсь французским языком с тремя девочками и приглашаю вас к нам присоединиться. Что-что, а произношение, по крайней мере, я вам поставлю. Только учтите, у меня особая система занятий, я заставляю своих учениц много зубрить. И кроме того, советую вам попроситься на семинар по истории литературы, который ведет госпожа Измаилович. Она основывает свои занятия на курсе Иванова-Разумника, но дает материал гораздо шире. Ее слушательницы очень довольны, говорят, она умеет разбудить мысль. Вам, полагаю, это пригодится.