недавно видел его в столице Бразилии, где он атаковал различных правительственных чиновников. «Он остановился в вонючем, убогом отеле, — вспоминает Дютелье, — он мог бы, впрочем, остановиться и в шикарном отеле, но он предпочитал спать на полу и есть рис и картошку».

Для Стинга кампания по спасению тропических лесов стала катарсисом, освобождением от боли и муки, от которых он страдал после безвременной кончины его родителей. Даже если она не пошла таким путем, о котором он мечтал, — пусть будет так. Но он считает, что все действия не напрасны.

Гигантский неуклюжий самолет вынырнул из неба в крутом пике, дернулся на уровне верхушек деревьев, а затем пронесся над землёй, под линиями электропередач и мостами. Он резко поднялся над переполненными улицами, пронёсся прямо над головами, а крылья его лишь на дюйм не касались зданий по обеим сторонам дороги. Впереди, в первом классе, суперзвезда рока Стинг обхватил руками голову в предчувствии неизбежной катастрофы.

Затем, как обычно, он проснулся в холодном поту.

Это был еще один вариант тревожного сна, который постоянно повторялся в середине и конце 80-х годов. Значение этого сна было совершенно ясным для Стинга. Самолет был символом его довольно неординарной жизни плюс подсознательных страх, что он теряет над собой контроль. Он очень хотел, чтобы вернулись старые, привычные сны о наркотиках, сексе и рок-н-ролле.

Стинг был очень беспокойным в этот период. Он не написал ни одной песни почти за три года (с 1987 по 1990 год). Он знал, что смерть его родителей глубоко повлияла на него, но он все еще не мог смириться с ней. Казалось, он страдал от творческого застоя.

В первые восемнадцать месяцев после смерти Одри и Эрни у него была отговорка, что он гастролировал вместе с группой. Но после этого он действительно начал впадать в беспокойство. Это был он, тот человек, который сделал свои деньги, сочиняя музыку, и вот ни одной новой идеи не пришло ему в голову за три года.

Он обнаружил, что ему все труднее становится засыпать, и он просыпается посередине ночи из-за того, что его ум даже во сне охвачен смятением. Почему он не пишет? Может быть, это потому, что ему уже нечего сказать? Или, может быть, ему есть что сказать, но он боится говорить это?

В конце концов Стинг начал искать медицинского совета и с помощью психоанализа начал переоценивать свою жизнь. Он прошел через анализ сна по Юнгу еще задолго до смерти родителей, и это погружение заставило его найти ключ к своему собственному внутреннему смятению, которое лежало в его воспитании, и тому факту, что он не мог смириться с тем, что произошло с его родителями. «Когда ваш отец умирает слишком рано, как умер мой, до того, как я успел узнать его, то это оставляет огромную пустоту», — признавался он позже.

Пустота была заполнена только тогда, когда Стинг смог написать и выпустить в свет альбом «The Soul Cages» («Клетки для души»). Эта запись словно дала выход его горю. «Я полагаю — это способ траура. Я не думаю, что в нашем обществе он есть, и это стыдно, — вспоминает Стинг. — Мы склонны смотреть на смерть, как на что-то, что мы должны преодолеть как можно быстрее».

После смерти родителей Стинг обнаружил, что самым легким способом справиться с потерей их обоих в один и тот же год, было просто отрицание того, что произошло. Прежде всего он предпринял «великое турне» и работал до изнеможения. Прошло много времени, прежде чем он проснулся однажды утром и понял, что ему придется с этим жить.

На протяжении этого трудного периода своей жизни Стинг обнаружил, что думает об огромных кораблях, которые сооружались в конце той улицы в Уоллсенде, где он рос ребенком. «Взросление в тени корабля как будто давало тебе чувство, что тебе судьбой предназначено быть путешественником», — размышлял Стинг.

Он, безусловно, не был одним из тех людей, которым приходится рассматривать свои астрологические карты и прогнозы каждое утро, прежде чем они решат, во что одеться. Он стал очень циничным и желчным по отношению к таким вещам, с тех пор как обрел славу. Однако он действительно верил, что было что-то примечательное в его снах, и убежден, что исследование его фантазий многое объяснило в его реальной жизни.

Стинг привык к свободе путешествий. В определенной степени он был кочевником. Он обнаружил, что невозможно оставаться на одном месте больше шести недель, и он фактически ждал этих изматывающих мировых гастролей, потому что непрерывное движение поддерживало его в форме. Выбор Стингом трех городов, в которых он имел недвижимость, удивителен.

Лос-Анджелес. «Я нахожу его интересным, потому что думаю, что во многих отношениях это город будущего. Безусловно, это город чрезмерного отчуждения людей друг от друга. В Лос-Анджелесе вы всегда в машине. Вы никогда не находитесь на улице. Это странно».

Нью-Йорк. «Интересное место в артистическом плане, потому что вы сведены вместе с разного рода художниками. Он похож на большой университет, где каждый старается превзойти другого».

Лондон. «В Лондоне все разделено, как в гетто. Художник никогда не встретит поэта, а поэт никогда не встретит композитора. И происходя из рабочего класса, я до сих пор не имею никакой социальной принадлежности, как ни странно. Конечно, в этом и моя вина. Я скован во всем, потому что знаю, откуда я родом. Каждый раз, когда я иду куда-то, например, на обед в Королевскую академию, я продолжаю волноваться, потому что ожидаю, что каждую минуту кто-нибудь может схватить меня за шиворот и выкинуть вон».

Следующая актерская роль Стинга — Мэкхит в «Трехгрошовой опере» — была на Бродвее. Прежде чем выйти в Нью-Йорке, постановку показали избранной аудитории в Вашингтоне. На премьере присутствовал президент Соединенных Штатов, Джордж Буш и по крайней мере сорок представителей секретной службы, экипированных наушниками.

«Это была странная премьера, — объяснял Стинг. — Спецслужба хотела проверить мою трость с вкладной шпагой, предположительно на случай, если я собираюсь совершить покушение на президента».

К сожалению, скандально знаменитый театральный журналист Бродвея Фрэнк Рич раскритиковал певца за его исполнение, когда пьеса шла в Нью-Йорке. Он сказал о Стинге: «Он, кажется, уверен, что большая трость и самонадеянность, недовольная гримаса каким-то образом будут сообщать об убийце, насильнике, воре и поджигателе».

Рич описал Стинга как актера «вполне приемлемого для фильмов вроде «Сполна» и «Бурного понедельника», но неуклюжего на сцене». Затем он продолжал: «Как могли эти пламенные песни, рождённые в горне Апокалипсиса, звучать так безразлично, как они звучали со сцены?»

Стинг был задет критикой, но, настроенный философски, воспринял ее, спокойно, в обычной манере тех лет. Он сказал театральному критику лондонской «Дейли Мейл» Джеку Тинкеру: «Я пришел сюда, чтобы учиться этому ремеслу, ремеслу игры, не похожему на мои выступления в больших рок-концертах. Но мне приходится это делать на глазах каждого. Ранее я никогда не посещал театральных репетиций, не учился в школе драматического искусства. Так что у меня не было выбора. Я был знаменитым раньше, чем решил заняться этим».

Затем он объяснил, какие соображения стоят за его решимостью продолжать идти по пути к серьезной актерской карьере. «Я строю мою жизнь таким образом: если у меня есть два пути выбора, один — здравый и правильный, вроде бы лучший для избрания, я неизменно выберу другой. Назовите меня, если хотите, ловцом удачи. Однажды я непременно стану тем, кто пожинает плоды».

На него сильно оказывала влияние Труди, когда надо было выбирать новые роли. «Она была очень