Черт знает почему.

Он выключил газ.

Куриным потрошкам надо промариноваться. Потом он подрумянит их с луком, добавит томатную пасту, вустерский соус, соус табаско и маринад, а под конец — чуточку бренди.

И поест.

Когда он в последний раз испытывал такой зверский голод? Когда у него в последний раз был такой аппетит?

Надо угостить и маму.

Вкусная еда как предложение мира.

Ван Герден подошел к креслу, сел, закрыл глаза.

Пусть потрошка как следует пропитаются.

Он слушал музыку.

Через какое-то время он поест.

Завтра все начнет раскручиваться.

Он глубоко вздохнул.

Я провел три месяца в Куантико (Вирджиния), в роскошной резиденции Федерального бюро расследований. И еще по две недели — в Сиэтле и Нью-Йорке.

Не стану утомлять вас нудными описаниями богатой и щедрой Америки. Не стану распространяться о гостеприимных, поверхностных, умных, щедрых людях. Кажется, я становлюсь стеснительным писателем. Слова соблазняют меня. Они словно просят о том, чтобы я их выбрал. Я слишком увлекаюсь самокопанием, хотя, по-моему, это естественный процесс: стоит лишь начать говорить о себе, стоит лишь преодолеть первое (типичное для африканера) нежелание выставляться, и вот уже забил мощный фонтан, полезло чудовищное, питаемое самим собой, непреодолимое искушение, которое добавляет все больше и больше барочных украшений к повествованию, пока отклонения от основной линии не заживут своей жизнью.

Постараюсь ограничивать себя.

В Куантико меня научили дружить со средствами массовой информации, объяснили, что телевидение, радио и газеты — не враги, но инструмент полиции. Можно впрячь свою лошадку в повозку СМИ, ненасытную до сенсаций и крови, но при этом важно не выпасть из повозки, если лошадь закусит удила.

Меня научили анализировать профиль преступника, определять психотип серийных убийц и даже с поразительной степенью точности вычислять их возраст, стиль одежды и марку машины, на которой они передвигаются.

Я постоянно таскал с собой зеленую тетрадку, где вел подробнейшие записи, и я заново открыл дело Баби Марневик; повел собственное частное, неофициальное расследование. Моими первыми свидетелями стали РСА — руководящие специальные агенты ФБР, сотрудники отдела бихевиоризма. А кроме того, моими свидетелями были все изученные американские серийные убийцы.

А потом я вернулся на родину.

Венди встречала меня в аэропорту.

— Почему ты не написал?

Венди испытывала радостное волнение: отвергающий ее жених собирался наконец стать доктором.

— Расскажи мне все, — требовала она, когда я с головой погружался в свою зеленую тетрадку.

Через неделю после своего возвращения я поехал в Клерксдорп, где запросил официальное дело Марневик. Я был вооружен письмом профессора и начальника полиции, а также воспользовался всем своим обаянием. Еще две недели я собирал фамилии начальников отделов убийств и ограблений по всей стране. Я разослал им всем письма.

Текст письма-обращения я переписывал пять или шесть раз. Важно было не нарушить равновесие: я испытываю к делу чисто научный интерес. Ищу убийцу из прихоти. Мной движет и профессиональное любопытство, я такой же служитель закона. Притом не следовало слишком упирать на то, что я один из них. Я хорошо чувствовал законы братства, понимал, какие нити связывают людей, вынужденных каждый день сталкиваться не только со смертью и насилием, но и со всеобщим пренебрежением.

После тщательно составленного вступления я вкратце перечислял наиболее яркие детали убийства Баби Марневик; далее я запрашивал сведения о похожих убийствах, которые произошли между 1975 и 1985 годами, со всеми возможными вариациями — как меня учили в Куантико. А потом я снова засел за книги, записки и теоретическую часть диссертации — главным образом ради того, чтобы скоротать время в ожидании первых откликов.

— Зет, что с тобой творится?

Венди почувствовала потенциальную угрозу для себя — по крайней мере, угадала ее.

Я не рассказывал ей о своих сложных чувствах по отношению к Баби Марневик. Для нее мои изыскания были чисто научного свойства. Она понимала, что в конечном счете моя работа завершится ученой степенью и еще на шаг приблизит ее к осуществлению ее мечты. Профессор и миссис ван Герден.

Как мы назовем детей? Нормально ли английские имена ее родителей (Гордон и Ширли) сочетаются с моей бурской фамилией?

Меня ее вопросы не задевали.

Я ускользал от нее.

— У тебя есть другая?

Да, у меня была другая. За деревянным забором, в двух метрах под землей.

Но как это объяснить?

— Нет. Не говори глупости.

— Алло, это «горячая линия»?

— Да.

— Вы действительно заплатите за ценные сведения?

— Мадам, все зависит от того, какими сведениями вы располагаете.

— Каков размер вознаграждения?

— Официально никакой награды нет, мадам.

— Его убил мой бывший муж. Он настоящий зверь, уверяю вас.

— Почему вы думаете, что ваш бывший муж — убийца?

— Он способен на все.

— Какие у вас доказательства его причастности к убийству?

— Я знаю, что он это сделал. Он никогда не платит алименты…

— Скажите, у вашего бывшего мужа есть винтовка М-16?

— Ружье у него есть. Какой марки — не знаю.

— Это штурмовая винтовка? Автомат?