сексуальную сторону нашей совместной жизни, то я уверен, что будем жить душа в душу и во всем остальном, а ты сама знаешь, что ты меня хочешь.

От нахлынувшего гнева она внезапно вся похолодела. Какая самонадеянность!

– Этого недостаточно. – К ее изумлению, она произнесла эти слова совершенно спокойно.

– Вполне достаточно, не сомневайся. – Он смотрел на нее, и его глаза горели странным огнем. – Я знаю, что мы подойдем друг другу, а на этой почве установятся и дружеские отношения. В конечном итоге все определяет секс.

– Но ведь в брак вступают не из‑за этого, – медленно проговорила она.

– Большинство браков держится только на этом. – Он был беспощаден в своей непреклонности. – Если тебя беспокоит моя верность, не тревожься. – Внезапно в его голосе зазвенела подкупающая искренность. – Если ты выйдешь за меня, Келси, я в жизни больше не взгляну на другую женщину. – Внезапно черты его лица окаменели. – И уж я позабочусь, чтобы ты не взглянула на другого мужчину. – Голос его был таким же холодным, как глаза.

Она ошеломленно уставилась на него, и ее мысли завертелись с бешеной скоростью. Как будто ей захочется смотреть на других мужчин, если она станет его женой!.. Она в ужасе поймала себя на этой мысли. Что это с ней? Неужели она всерьез обдумывает это нелепое предложение? Но ведь есть один очень важный момент, о котором он не догадался, – она в него безнадежно влюблена. Она не сомневается: если бы он хотя бы на секунду заподозрил нечто подобное, он давно бы отшвырнул ее, как раскаленный уголь. Ему нужен только надежный тыл, и он совершенно однозначно дал ей понять, что любовь для него – не более чем слово из шести букв, которое в далеком прошлом действительно что‑то для него значило, но давно уже стало мертвым, как латынь. Он раздавит ее и даже не заметит.

– Прости, Маршалл. – Она с трудом подняла голову и увидела, что его карие глаза неотрывно следят за выражением ее побледневшего лица. – Я не могу согласиться. – Ее гнев вдруг куда‑то улетучился, и ей страшно захотелось разрыдаться.

– Слов “не могу” в моем лексиконе не существует. – Его голос из холодного превратился в совсем ледяной. – Подумай. Я не требую ответа до своего отъезда в четверг.

– Это совершенно бессмысленная отсрочка, – бесцветным голосом возразила она.

– Я сказал: подумай. – Лицо Маршалла вновь мгновенно изменилось: он вдруг улыбнулся, а в глазах заискрилась самоирония. – Приятно для разнообразия превратиться из дичи в охотника.

Его слова подтвердили самые худшие ее предположения. Он хочет ее потому, что она его не хочет; ему до смерти надоели женщины, которые сами вешаются ему на шею. Эта мысль еще больше укрепила ее решимость. Замуж за него? Да это же самоубийство – дичь превратится в жертву, а волк не щадит тех, кого настиг. Она почувствовала, как болезненный спазм перехватил дыхание, и отпила глоток портвейна, чтобы смочить горло. Спазм прошел, но его причина осталась.

Они еще немного посидели в теплом, наполненном ароматами саду, и когда пришла пора уезжать, Келси с удивлением отметила, что день уже стал клониться к вечеру.

– А я и не заметила, как время прошло. – Она бросила быстрый взгляд на его помрачневшее лицо.

– Только не вздумай сказать, что ты не заметила, как бежит время, из‑за полученного удовольствия, – мрачно пошутил Маршалл, и от его слов Келси так и передернуло.

Они вышли на палящее солнце – улыбающийся хозяин долго кланялся и махал им вслед, и ей стоило немалых усилий придать своему лицу вежливое выражение. Они молча подошли к “рейндж‑роверу”. Хотя Маршалл припарковал машину в тени огромного раскидистого платана, в салоне оказалось, мягко говоря, жарковато, и Келси далеко не сразу смогла прислониться к нагретой кожаной спинке сиденья.

– Говорят, жара скоро спадет, – нарушил молчание Маршалл, когда они помчались по каменистой дороге; встречный поток воздуха, бивший в лицо, приятно холодил ее разгоряченные щеки. – Средняя температура в это время года здесь – около шестидесяти пяти градусов по Фаренгейту плюс‑минус градус‑другой, но в этом году у них, похоже, настало бабье лето. – Он взглянул на нее сбоку, ожидая ответа, но она лишь рассеянно кивнула и продолжала рассматривать пейзаж за окном..

– Мы ехали сюда другой дорогой, – сказала Келси, подозрительно глядя на Маршалла.

– Я еще не намерен возвращаться. – Видимо, ее мнение в расчет не бралось! – Боюсь, тебе придется скрипнуть зубками и еще некоторое время побыть в моем гадком обществе. – Маршалл сидел, не оборачиваясь к ней, и упорно глядел на дорогу через лобовое стекло.

Похоже, у него здорово испортилось настроение, удивилась Келси, ломая голову над тем, отчего это красивое лицо в зеркале заднего обзора такое хмурое.

– Ладно, мне все равно, как ехать, – вполголоса проговорила она.

– Как это чертовски мило с твоей стороны, – съехидничал Маршалл.

Он вел машину через низкие покатые холмы и сонные долины, изредка за окном мелькали городки – старинные каменные дома с белеными стенами. Один раз они миновали мраморный карьер – единственный за весь путь признак наличия какой‑то промышленности в этой сонной стране, а потом, когда уже стало темнеть и силуэты высоких изящных сосен, величавых дубов и многочисленных апельсиновых и лимонных рощ расплылись, Маршалл наконец притормозил на крохотной площади маленького городка, затерявшегося среди холмов. Во время поездки они оба хранили напряженное молчание.

– Знаешь, что это за место?

Келси удивленно оглянулась по сторонам и, хотя всего лишь несколько часов назад она плотно пообедала, вдруг почувствовала, что умирает от голода. Теплый вечерний воздух был пропитан ароматами отличной кухни, но на безмолвные улицы уже пала темным шатром ночь, и нигде не было заметно признаков жизни.

– Здесь живет Энрике. Помнишь, я тебе о нем говорил? Это он нашел мне дом. – (Она кивнула.) – Я обещал ему, что как‑нибудь заверну сюда. Он хочет с тобой познакомиться.

– Со мной? – удивилась Келси.

– Да, с тобой. Что в этом странного? В этих краях у женихов и невест в обычае иногда бывать вместе, – сухо заметил он; его лицо еще больше помрачнело.

– И где он живет? – осторожно справилась она.

В ответ Маршалл указал на широкие облезлые ворота в высокой белой стене, которая тянулась вдоль главной улицы.

– Ему принадлежит единственная таверна в этом поселке, и к девяти вечера сюда собирается чуть ли не вся округа. Сейчас еще рановато, зато ты успеешь поближе познакомиться с Энрике – это колоритная личность.

Маршалл с силой постучал в ворота, и через несколько минут из‑за стены что‑то быстро спросил тонкий, похожий на детский голосок. “Это Маршалл, Амалия”, – ответил Маршалл. Ворота немедленно распахнулись, и вместо маленького ребенка, которого ожидала увидеть Келси, в объятия Маршалла кинулась, тараторя что‑то непонятное, высокая, стройная брюнетка.

– Его жена, – объяснил Маршалл поверх ее блестевшей, как вороново крыло, черноволосой головы, и Келси молча кивнула. Она понимала, что это глупо, но видеть другую женщину в объятиях Маршалла ей было невыносимо.