достойный выход из сложной ситуации, отлично зная, что в конце обговоренного времени она исчезнет из его жизни безо всяких осложнений и с минимумом потерь.

На обратном пути она была очень подавлена и не раз чувствовала на себе его внимательный взгляд; говорил он очень мало, ограничиваясь общими фразами, на которые она отвечала односложно. Когда они подъехали к ее дому, уже стемнело и переменчивая погода преподнесла приятный сюрприз: на очистившемся от туч ясном небе сияли звезды, а воздух после грозы был прохладен и чист.

– Через неделю мы вылетаем. – Она бросила на него испуганный взгляд, и он ответил привычной сардонической улыбкой. – Ну‑ну, Келси, глядишь, все и образуется. Я давно заметил: если что‑нибудь волей‑неволей приходится выносить долгое время, постепенно к нему привыкаешь, и оно становится уже как бы по душе. Ты же не знаешь, может, в Португалии тебе даже понравится. – (Она натянуто кивнула.) – Даю неделю на приведение всех твоих дел в порядок, и учти: вернешься ты не раньше Рождества.

– Я все еще не могу поверить, что это не сон. – Вид у нее был совершенно беспомощный: теперь, когда она разобралась в своих чувствах, в его присутствии у нее слова застревали в горле.

– Возможно, вот это хоть немного убедит тебя в обратном, – сухо ответил он, вынимая из кармана маленький бархатный футляр. – Я хотел отдать это раньше, но к тебе было просто невозможно подступиться.

Она взяла футляр; в темно‑желтой глубине ее расширенных глаз пряталось беспокойство.

– Открой, он тебя не укусит, – повелительным тоном произнес Маршалл; в его голосе вновь сквозило раздражение.

– Нет‑нет, Маршалл, я не могу это принять! – запротестовала Келси, едва подняв крышку и увидев лежавшее в футляре сверкающее чудо. Кольцо было потрясающе красивым и, без сомнения, баснословно дорогим: три крупных бриллианта в витой золотой оправе. – Оно слишком дорогое. – Она отодвинула футляр от себя, и его лицо потемнело.

– Почему это среди всех моих знакомых женского пола ты единственная, кто поднимает шум всякий раз, лишь стоит мне сделать маленький подарок? – холодно спросил он, демонстрируя свою неизменную выдержку.

– И это ты тоже называешь “маленький подарок”? – Она дотронулась до крошечной брошки‑пчелки, которую, одеваясь утром, приколола к джемперу. – Да это моя зарплата за несколько месяцев. – Она не будет его игрушкой! Пусть не надеется.

– Едва ли. – Его голос был по‑прежнему спокоен. – А кольцо тебе придется принять, Келси. Если так тебе будет спокойнее, считай, что это просто необходимый реквизит в том маленьком спектакле, который мы разыгрываем.

– Какое там “спокойнее”! – Она бросила на него сердитый взгляд. – Неужели ты не мог подыскать что‑нибудь подешевле? Теперь я все время буду дрожать, что потеряю его и не смогу вернуть.

– Кто сказал, что его нужно возвращать? – На этот раз звучавшее в его голосе раздражение переросло в гнев. – Пропади все пропадом, Келси, это кольцо – подарок. Тебе, и только тебе, решать, что с ним делать, когда мы расстанемся: можешь продать, можешь оставить себе, но оно твое. Понятно? – Он угрюмо положил футляр ей на колени и с силой придавил рукой.

Глядя на футляр, Келси молча втянула в себя воздух. В эту минуту ей больше всего хотелось умолять его избавить ее от этой ужасной ошибки, но это был бы губительный шаг, и поэтому, придав лицу как можно более бесстрастное выражение, она спокойно кивнула.

– Право, это очень любезно с твоей стороны, Маршалл. Не понимаю, почему ты доставляешь себе столько хлопот.

– Об этом мы уже говорили, – отрезал он. – А теперь надень эту ерундовину на средний палец левой руки, и дело с концом. Должен заметить: покупая кольцо, я не предполагал, что мне придется заставлять тебя надевать его силой. – Судя по голосу, он был крайне раздражен, и, глубоко вздохнув, она надела кольцо и протянула ему руку.

– Ну как? – Кольцо непривычно сжимало палец.

Вместо ответа он повернулся на сиденье и запечатлел на ее мягких губах короткий крепкий поцелуй.

– Отлично. – Он говорил не о кольце, и она слабо улыбнулась. – Ты – женщина, которую нужно целовать, – задумчиво произнес он, глядя в ее удивленные янтарные глаза и таинственно улыбаясь. – Тебе кто‑нибудь об этом говорил? – Она покачала головой, и он снова улыбнулся. – Вот и хорошо. И в обозримом будущем пускай воздержатся от таких высказываний.

Протянув руку, он запрокинул ей голову и, едва касаясь губами, обвел поцелуями контур губ; от этого у нее заныло внизу живота, а голова пошла кругом. Когда его губы властно сомкнулись на ее губах, все тело пронзило неописуемое наслаждение; от неожиданности она задохнулась и часто задышала ему в лицо. Через минуту он со вздохом сожаления откинулся на спинку сиденья.

– Ты слишком соблазнительна, – произнес он. – Я, кажется, говорил тебе, что ты будешь укладывать поклонников одной левой, не так ли?

Она слабо улыбнулась. Как опасно, оказывается, вот так оставаться с ним наедине; в голову приходят всякие немыслимые желания – к примеру, чувствовать рядом его большое тело и слушать, как он шепчет ей на ухо слова любви. Хоть бы он поскорее уехал. Он в последний раз окинул ее долгим, пристальным взглядом, затем резким движением открыл со своей стороны дверцу, обошел машину и бережно помог ей выйти.

– Может, и неплохо, что через несколько дней между нами будет океан, – заметил он. – Это чрезвычайно поможет мне играть непривычную для меня роль галантного рыцаря. – Его лицо ясно выражало циничное веселье. – А тот, кто сказал, что воздержание благотворно действует на душу, точно не держал тебя в объятиях. По мне, уж лучше власяница.

Келси не знала, что ответить, и поэтому промолчала; он легонько поцеловал ее в лоб, повернулся на каблуках и снова скользнул в машину:

– Завтра я заеду к тебе на квартиру. Если не ошибаюсь, тебе понадобится кругленькая сумма, чтобы оставить ее за собой на ближайшие шесть месяцев? – (Она безмолвно кивнула.) – А если бы ты еще перестала смотреть на меня так, будто я – все твои кошмарные сновидения в одном лице, это было бы совсем неплохо. – При этих словах она вытаращила от удивления глаза, а он лихо развернул фырчащую машину, чуть раздвинув губы в улыбке, небрежно махнул рукой из окна и исчез из виду.

После его исчезновения она добрых пять минут стояла и ждала, пока прохладный ночной воздух не вернет нормальный цвет ее раскрасневшимся щекам, а сердце не перестанет бешено колотиться. Он считает, что безразличен ей, – эта мысль ее немного успокоила. Ей было бы невыносимо видеть, как снисходительная ирония в его карих глазах сменится на раздражение или, хуже того, на жалость. С первой минуты, когда она много лет назад обратила на него внимание как на мужчину, он не скрывал от нее, что его взаимоотношения с противоположным полом – это непродолжительные и чисто физические связи, которые могут быть разорваны и рвутся без секунды сожаления с его стороны. Возможно, он просто из породы однолюбов, его жена забрала всю любовь, на которую он был способен, и его сердце умерло вместе с ней.

Она несколько раз с силой вдохнула прохладный ночной воздух и постаралась привести в порядок расстроенные нервы. С этой минуты она будет осторожна, очень осторожна. Она сыграет свою роль как нельзя лучше, до конца и сделает из его дома конфетку, а когда наступит время расставаться, она будет небрежно‑дружелюбна и ни за что на свете ни на одно мгновение не выдаст того, что он разбивает ей сердце. Он был к ней добр, когда она попала в беду, и она не отплатит ему за великодушие тем, что станет для него обузой, но как ей хочется – ой как хочется! – чтобы она никогда его больше не видела.