В последний раз глянув в зеркало и полюбовавшись своим свежим загаром, придавшим ее коже персиковый оттенок, и золотыми бликами, игравшими в ее чуть выгоревших на солнце волосах, она открыла дверь своего номера и застыла: в дверном проеме темнела фигура высокого мужчины, поднявшего руку, чтобы постучать.

– Маршалл? – Она удивленно взглянула на его угрюмое лицо. – Господи, что ты здесь делаешь?

– Именно этот вопрос мне хотелось бы задать тебе. – Его лицо было холодным и жестким, ни капли нежности. – Что ты здесь поделываешь, Келси?

– Что? – Она недоуменно следила за тем, как он, оттолкнув ее, прошел в комнату и медленно закрыл за собой дверь. – В вестибюле меня ждет Инее; пожалуй, мне…

– Я ее видел, – отрывисто бросил Маршалл. – Я отправил ее на стройку сказать, что сегодня тебя там не будет.

– Не будет? – Она посмотрела на него, и внутри у нее все растаяло. Он был одет в темно‑серые, сшитые на заказ брюки и белую рубашку с короткими рукавами и открытым воротом. Это был настоящий мужчина, мужское начало чувствовалось во всем, каждая клеточка, каждая пора говорила об этом. – Когда ты приехал? – К своему огорчению, она обнаружила, что ее голос дрожит.

– Вчера в десять вечера. – Его глаза сверкали, как стальной клинок. – Где ты была?

– Где я была? – повторила она в замешательстве и вдруг от неожиданности так и подпрыгнула: он с силой ударил ладонью по крышке туалетного столика.

– Не играй со мной в игрушки, Келси! Где ты была?

– Инее пригласила меня на вечеринку. – Она не сводила глаз с его потемневшего лица.

– Ах, значит, пригласила? – грубо переспросил он. – А нельзя ли поинтересоваться, кто сопровождал тебя и прекрасную Инее на вышеуказанное мероприятие?

– О чем это ты? – Его тон начинал ее сердить. Не звонил, не звонил – и на тебе, ворвался…

– По‑моему, совершенно ясно, о чем это я. Я четко и недвусмысленно спрашиваю мою невесту на чистом английском, с кем она провела эту ночь.

Заключавшийся в его словах намек внезапно дошел до ее сознания, и она почувствовала, как гнев пунцовой волной заливает ей щеки.

– Ты что, думаешь, мы провели это время в обществе парочки мужчин? – В эту минуту ей больше всего на свете хотелось влепить ему пощечину.

– Келси, мое терпение не безгранично. – Он скрипнул зубами. – Отвечай на мой вопрос. Я точно, знаю, что в три часа ночи тебя в гостинице еще не было, потому что перед сном я позвонил тебе в номер и телефон не ответил.

– Да, в три меня здесь еще не было, – бросила она ему вне себя от ярости. – Дело в том, что Инее привезла меня домой в десять минут четвертого; если не веришь, спроси у нее, она подтвердит.

– Ты так и не ответила на мой вопрос.

– Вероятно, потому, что он заслуживает только презрения, – едко ответила она, и, когда его красивое лицо исказил бешеный гнев, у нее по спине пробежал опасливый холодок. И как это ей могло прийти в голову, что она любит такого высокомерного, противного?..

– Ты играешь с огнем, девочка моя, – тяжело дыша, проговорил он. – Что ж, давай попробуем зайти с другого конца, если ты не против. Что это значит? – Он бросил на туалетный столик маленький голубой конверт, и Келси, вздрогнув, увидела, что он надписан ее собственным почерком.

– По‑моему, я все изложила как нельзя более ясно, – холодно ответила она, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не дрожал голос.

– Да уж, черт побери, куда яснее! Я возвращаюсь из паршивой поездки во Францию, которая достойно завершила адский месяц в Англии, когда несчастья сыпались на меня одно за другим, и обнаруживаю, что мне указывают на дверь. Вот так, никаких тебе объяснений, никаких извинений, ничего!

– Это совсем не то, что ты думаешь. – Она окончательно перестала что‑либо понимать.

– Неужто?

– саркастически рассмеялся он. – Так что же это такое? Ты хочешь расторгнуть нашу помолвку? Так вот: мне бы очень хотелось знать имя мужчины, который этому причиной.

– Если тебе так хочется это знать, то пожалуйста: его зовут Маршалл Хендерсон.

Целую минуту он молчал, пожирая ее глазами, а потом шумно вздохнул, и его большое тело как‑то обмякло.

– Не потрудишься ли объяснить? – отстранение сказал он.

– Могу я присесть? – спросила она с изрядной долей сарказма, и в первый раз с момента их встречи он улыбнулся, хотя в глазах все еще пряталась настороженность.

– Давай. – Он махнул рукой в сторону кровати, но она после минутного раздумья демонстративно прошествовала к мягкому креслу в другом конце комнаты и смущенно примостилась на краешке. – Я жду, – протянул он, бросая красноречивый взгляд на ее белое как мел лицо. – И не нужно так пугаться.

– Я вовсе не пугаюсь, – заявила она и резко откинула голову назад, выставив вперед маленький подбородок. – Не обольщайся.

– Я редко обольщаюсь.

Она проглотила ехидный ответ, готовый сорваться с языка, и хмуро посмотрела на него исподлобья, пытаясь проникнуть в его мысли. А он, казалось, уже совершенно расслабился – полный контраст с той яростной собранностью, в которой он пребывал всего лишь несколько минут назад, на твердо очерченных губах даже играло нечто вроде улыбки. Не человек, а хамелеон какой‑то!

– Ты сюда ни разу не приезжал, – запинаясь, начала она, понимая, что нужно говорить крайне осторожно, чтобы не выдать себя. Он ни за что не должен догадаться, как ранило ее его долгое отсутствие. – Я отлично помню, как в Англии ты говорил, что будешь приезжать каждый уик‑энд, и я просто подумала.., ну.., что ты, наверное, занят. То одно срочное дело, то другое…

– Ну и что?

– Вот я и решила, что ты, может быть, сожалеешь об ограничениях, которые наша помолвка накладывает на твою светскую жизнь, о дополнительных трудностях…

– Короче говоря, ты решила, что я не приезжал из‑за того, что