— Из этих двух чувств облегчить можно только злость, — откликнулась Мабатан.
Роун крикнул в отчаянии:
— Аландра была права! Обращенные ее сломили… Это не та Стоув, которую я знал. Я чувствовал запах снадобья в ее дыхании. Как же им удалось с ней такое сотворить?!
Камьяр попытался его успокоить:
— Виллум обещал о ней позаботиться.
— Если сначала о ней не позаботятся клирики. Камьяр рассмеялся.
— У них руки коротки. Виллуму они и в подметки не годятся. А если припрет, он и Владыкам этим тоже сумеет задать жару.
Роуну очень хотелось согласиться с доводами Камьяра. Почему он ощущал такую глубокую внутреннюю связь с Виллумом? Если он такой верный и преданный друг, почему же тогда он раньше для Стоув ничего не сделал? Почему он дал делу зайти настолько далеко?
— Расскажи мне о Виллуме поподробнее. Он обращенный или ловец видений?
Камьяр постучал пальцем по металлической сетке, прикрывавшей желтую лампочку.
— Сдается мне, немного того, немного другого.
— И ни того, ни другого, — добавила Мабатан.
— Кто-нибудь даст ясный ответ на четко поставленный вопрос? — с горячностью воскликнул Лампи.
— Его не существует, увы, — ответил Камьяр. — Но я готов рассказать вам то немногое, что мне известно. Я встретился с ним пятнадцать лет назад, когда блуждал по Дальним Землям. Мы были примерно в том возрасте, в котором вы сейчас. Он тогда только что провел месяц в землях Пустоши в каких-то своих духовных исканиях. Честно говоря, он был в то время не в самой лучшей форме — неделями ничего не ел, заговаривался. Я кормил его, а ему нечего мне было предложить взамен, кроме признания, что его с нездешней силой влечет к себе Город. Он признался мне в том, что должен был себя подготовить к этой миссии. Зачем? — спросил я его. Но больше он мне ничего не рассказал. Не могу объяснить почему, но я решил ему помогать. Свел его с гюнтерами, и при их содействии он смог получить должность. Без них он ее не увидел бы как своих ушей! Он работал с таким рвением, что вскоре стал вхож в круг Владык. Я никогда об этом даже словом не обмолвился ловцам видений. С годами он стал моим добрым другом, хоть видимся мы нечасто.
Тридцать дней в землях Пустоши любому показались бы вечностью. Роун прекрасно знал, что сам бы он там столько не продержался и наверняка погиб, если б, на его счастье, не встретился с Лампи.
— Он знал о детях, познакомил меня с Кирой, рассказал о сверчках.
— А еще Виллум объяснил тебе, куда нужно идти, — сказала Мабатан. — Он дал тебе карту.
— Я не помню, чтобы он мне давал карту.
— Вспомнишь.
— О карте? Может быть, она поможет нам освободить детей? — с энтузиазмом спросил Лампи, но в голосе его чувствовалось глубокое беспокойство. Мабатан положила ему руку на плечо.
— Это именно им Виллум прокладывает путь.
Они шли быстро, и вскоре все смолкли. На их лицах было выражение усталости и озабоченности — всех волновали возможные последствия беспорядков, случившихся во время праздника. Роун думал о том, что еще удалось выяснить сказителям в Городе. Хотя в разговорах их все больше звучали шутки с прибаутками, глаза внимательно следили за всем, что попадалось им на пути. Какие, интересно, истории поведают они людям после этого визита в Город?
Скупые лучи желтоватого света равномерно освещали им путь. Роун переключился с размышлений о сказителях на раздумья о Новакин. Раньше он особенно о детях не задумывался, потому что очень рассчитывал на встречу с сестрой и на ее поддержку. Но теперь, когда надежды на ее помощь не оправдались, он не особенно представлял себе, что ему делать дальше, и очень боялся принять неправильное решение. Он уже не раз попадал впросак, доверяясь малознакомым людям, а теперь вот снова оставил Стоув в руках человека, о котором почти ничего не знал. Может быть, на этот раз он допустил роковую ошибку? Но Мабатан с Камьяром доверяли Виллуму, а на Роуна была возложена гораздо более важная задача — охранять Новакин. Как же ему справиться с этой миссией, если он постоянно ставил под вопрос действенность своих способностей и допустимость их использования? Как он мог помочь детям, если понятия не имел, с чего ему надо начинать?
Шана ускорила шаг и затрусила по туннелю рысцой. Доббс, задыхаясь, обогнал гюнтера и побежал вслед за лошадью.
— У животного замечательный дар обоняния. Выход всего в нескольких шагах впереди, — сказал Гюнтер Номер Шесть.
Когда все поравнялись с лошадью, Шана касалась головой круглой металлической двери. Доббс поглаживал лошадку по загривку, пытаясь успокоить.
— Мне бы, Шана, тоже очень хотелось отсюда выбраться, — мягко приговаривал он.
Гюнтер протиснулся между лошадью и стеной к середине круглой двери, напоминавшей огромный люк, открыл замаскированную дырочку-глазок и заглянул наружу. Кивнув в такт собственным мыслям, он склонился над тележкой и вынул из нее длинную тонкую трубочку. Просунув ее в глазок, он снова посмотрел в нее наружу, потом стал крутить ее в разные стороны, обозревая окрестности. После этого он вынул трубочку и аккуратно убрал на свое место в тележке. Все его спутники напряженно ждали, что он им сообщит.
— Все чисто, — сказал он и добавил: — Теоретически.
Он вывинтил болты, плотно прижимавшие дверь к стене, и открыл ее. Первой наружу выскочила лошадка, за ней последовали члены труппы, полной грудью вдыхая прохладный ночной воздух. Серебристые лучи луны отбрасывали бледные тени на пологие откосы неглубокого ущелья.
— Идите на восток. Этот безопасный путь приведет вас к границе Дальних Земель. — Вновь склонившись к тележке, гюнтер достал из нее коробку и передал спутникам. — Здесь питательные и вкусные плитки для подкрепления сил. Их вам хватит на двадцать дней пути.
Камьяр рассыпался в благодарностях, от которых Номер Шесть, казалось, почувствовал себя крайне неловко. Он отошел на шаг от Камьяра и ткнул пальцем в Роуна:
— Ты должен остаться. Утром я дам тебе одну вещь, которая тебе понадобится.
— Одну вещь? — не понял Лампи.
— Утром, — повторил гюнтер.
— Я так полагаю, — сказал Камьяр, — что наши дальнейшие пути теперь расходятся, поэтому простимся здесь. Был рад снова повидаться с тобой, Роун из Негасимого Света. Если повезет, мы еще встретимся.
— Спасибо тебе за все, — ответил Роун и пожал ему руку. — Очень во многом ты оказался прав.
— Не знаю, что будет потом, но сейчас с удовольствием принимаю твою благодарность! Лишь об одном я очень сожалею. — Камьяр выдержал эффектную паузу и повернулся к Лампи: — Мы так и не отпраздновали вашу премьеру! А ты, Лампи, на сцене был бы просто неотразим, потому что ты — прирожденный актер!
— Ну да это не страшно, — добавила Межан, обняв Лампи. — Как-нибудь ему еще представится случай проявить себя во всем блеске своего дарования.
Они еще какое-то время прощались перед разлукой, обнимались, дружески похлопывали Талию и Доббса по спине, а потом пожелали артистам счастливого пути. И сказители с вязальными спицами наготове отправились своим путем вдоль залитого лунным светом ущелья…
Когда труппа скрылась из вида, Мабатан сказала:
— Мне тоже надо идти. Ты, Роун, обретешь силу в той песне, которая громче всего звучит в твоем сердце. Прислушайся к ней хорошенько, и ты поймешь, куда она тебя зовет.
— Куда же ты пойдешь?
— Виллум просил меня помочь ему в поисках твоей сестры.
— Я что-то не видел, чтобы ты с ним говорила, — удивленно заметил Лампи.
— Дорогой мой друг, иногда так бывает, что в словах нет нужды. Всего вам доброго.