— Я все объясню Владыкам, потом отправлюсь на ее поиски.

— Это должен сделать я!

— Нет, у тебя есть другие обязанности. Ты сам это знаешь. Я обещаю, что приведу ее к тебе.

— Кто ты? Почему я должен тебе верить?

И тут в мгновение ока перед мысленным взором Роуна пронеслась цепочка образов — Новакин, цепляющиеся за края разлома; дикий взгляд Святого в том аду, где он видел его в последний раз; приветливая улыбка его подруги Киры, приглашавшей его к себе; лица многих других детей и, наконец, глаз снежного сверчка.

Странная связь между ними прервалась, но теперь Роун знал, что как-то связан с Виллумом. Связь эта была глубже всяких слов, глубже совместно пережитого опыта, но природа ее оставалась для него непостижимой.

— Иди к Кире, — шепнул ему Виллум. — Даю тебе слово, Роун, я найду девочку и приведу к тебе.

— Но почему? Зачем тебе это делать, зачем тебе так рисковать?

— Потому что все зависит от этого.

Пара десятков клириков, все круша на своем пути, рвались на сцену.

— Доброго тебе пути, Роун из Негасимого Света! — сказал Виллум, поворачиваясь к клирикам.

— Скорее! Идем, идем! — крикнул Камьяр, подталкивая Роуна в гущу метавшейся толпы, вместе с которой их вынесло с площади.

Укоры совести гнали ее как гончие собаки, и она со всех ног бежала от них куда глаза глядят. Ее окружали враги, но скрывалась она не от них, а от искаженного мукой лица брата — так похожего на ее собственное и вместе с тем так не похожего. Надежно закрепив куклу под накидкой, она бросилась в происходившее на площади столпотворение, сливаясь с обезумевшей толпой, чтобы потом выбраться из нее незамеченной. Пытаясь успокоить разум, она закрутила бурю эмоций в плавную спираль, которой позволила потом рассеяться туманом. Обноски, в которые она переоделась, хорошо скрывали мерцающую переливчатую темно-оранжевую ауру, окутывавшую все ее тело. Поэтому клирики смотрели на нее, но не узнавали, их взгляды и коротенькие мысли не могли проникнуть сквозь ее защиту.

Толпа, охваченная массовой паникой, вынесла ее с площади, на которой располагался Парк Мегаполиса, на какую-то улицу. Миновав в толпе несколько кварталов, она увидела, что впереди улицу перегораживал грузовик, слепивший фарами идущих в его направлении людей. В кузове клирики держали наизготовку свои устройства, которые обездвиживали людей.

— Всем оставаться на своих местах, — отдал приказ кто-то громовым голосом. — При полном повиновении безопасность гарантируется.

Стоув с отвращением наблюдала за тем, как клирики повелевали толпой. Жители Мегаполиса были такими запуганными, что все горели желанием подчиняться. Они позволяли обращаться с собой, как со стадом баранов, — их пропускали через заграждение по одному, проверив документы. Их были тысячи, а она одна. И поэтому у нее вполне достаточно времени, чтобы успокоиться и найти выход.

Она неспешно оглядела улицу — искала лазейку. Со всех сторон ее окружали сталь, стекло и бетон, толпа могла двигаться только вперед или назад, и оба эти пути вели к клирикам. И тут она заметила узкий проход между двумя зданиями, но, чтобы до него добраться, нужно было идти против течения, а если она на это отважится, ее тут же заметят. Но ей сопутствовала удача, потому что, когда угол обогнула еще одна волна испуганных обывателей, снова возникло небольшое столпотворение, которое оказалось очень на руку Стоув. Два года занятий с Виллумом подготовили ее к преодолению гораздо более серьезных трудностей. Будучи в полной уверенности, что хитрость ее сработает, она скользнула в проход и пошла вперед вдоль стен. Вскоре она увидела, что проход ведет к торговой улице, освещенной яркими огнями рекламы, где в витринах стояли элегантно одетые манекены, хотя покупателей она там не заметила. Выходить туда было слишком опасно, ее легко смогли бы там обнаружить.

Стоув быстро пересекла эту улицу и двинулась дальше по узкому проулку, пока не дошла до следующего большого параллельного проспекта. Перейдя его, она продолжала идти вперед, пока не оказалась в той части Города, где раньше никогда не бывала. Люди там походили на живые трупы, в большинстве своем они были такие же дряхлые и грязные, как и окружающие здания. Они смотрели на нее пустыми глазами, в которых не светилось ни единой мысли. Им нечего было терять. К каждой стене, к каждой забитой досками двери были приляпаны выцветшие изображения Нашей Стоув. Какой-то небритый беззубый старик, рывшийся в контейнере с вонючими отходами, взглянул на нее и протянул к ней руку открытой ладонью вверх. Стоув попятилась от него и наткнулась на женщину с лицом землистого цвета.

— Что, потерялась, моя дорогая? — ласково спросила она девочку.

— Нет, — буркнула Стоув и отстранилась от нее.

Женщина заглянула под капюшон, пытаясь разглядеть черты ее лица.

— Почему ты прячешь личико под капюшоном, дитя мое?

— Из-за праздника. Женщина невесело усмехнулась.

— Твое лицо, наверное, покрыто шрамами?

— Да, — выпалила Стоув, — оно все у меня в шрамах.

— Здесь ты можешь не бояться их показывать, малышка. Клирики обходят нас стороной. По ночам только иногда заглядывают. А ты можешь пожить со мной, у меня комната теплая, мы легко там разместимся вдвоем.

Стоув позволила ей взять себя за руку, но так, что ее руку скрывал рукав. Надо было, воспользовавшись добротой женщины, на какое-то время исчезнуть с улиц, чтобы никто ее не видел. Отворив обшарпанную дверь, женщина пригласила ее в полутемную комнатенку, где пахло плесенью, дымом и мочой. Угол комнаты покрывал небольшой истертый коврик, на котором лежало около дюжины поломанных пластмассовых кукол: однорукая кукла без волос и без глаз, куклы с роскошными прическами, но без ног, старые, растрескавшиеся от времени кукольные головы без туловищ. Все эти кукольные части были аккуратно разложены так, чтобы у вошедшего возникло ощущение, что они его окружают и внимательно на него смотрят. Стоув коснулась своей тряпичной куклы и покрепче прижала ее к телу. Не в силах отвести взгляд от странной коллекции, она придвинулась поближе к этому маленькому святилищу. Рядом с куклами лежало несколько заплесневелых виноградин, две зажженные свечи освещали небольшую фотографию Нашей Стоув.

— Она обо всех нас заботится, — проговорила женщина. — Наша Стоув — наш ангел-хранитель.

Стоув нечего было ей сказать. Девочка покорно села на красный детский стульчик, который предложила ей женщина.

— Ты, наверное, голодна. — Женщина вынула из ящика небольшую коробочку и достала из нее что- то, обернутое в тряпочку. Развернув ее, она протянула Стоув кусочек печенья с шоколадом. — Я хранила это для тебя.

Стоув, не говоря ни слова, уставилась на лакомство в ее руке.

— Ешь, это очень вкусно.

Девочка откусила маленький кусочек. Печенье было старым и черствым. Она вытерла с языка его крошки.