Камьяр рассмеялся.
— Она была таким печальным милым маленьким брошенным ребенком, когда я впервые ее увидел. Господи, каких только жертв они от нее не требовали! Они отправили ее в это безумное Праведное, где она должна была помогать с поставками детей в Город. Я поражаюсь, как у нее там крыша от этого занятия не поехала.
— Она рассказывала мне, что все время находилась в состоянии внутренней борьбы, — согласился Роун. — Но она — до мозга костей ловец видений.
— Ты ведь знаешь, что ее спасли преданные забвению. Они пошли на это, потому что знали о ее выдающихся способностях.
— Ой! — крикнула Талия.
Сидевший на ней Лампи вскочил.
— Прости меня, прости, я тебя не зашиб?
— Нет, — ответила она. — Это называется «актерская игра». Я должна была сказать это «Ой!».
— Ну что ж, я рад, что эта сцена у вас получилась, — крикнул им Камьяр. — Теперь все можно прокрутить сначала еще разок. Если не возражаешь, молодой Ламп, не выходи из роли.
Получив наставление, Лампи вернулся к репетиции. Он снова взобрался на Талию.
— Ой! — крикнула она, скорчив выразительную гримасу.
Вдруг без всякого предупреждения Роун толкнул Камьяра так, что тот упал на землю. В дерево рядом с ним вонзилась стрела.
— Клирики, — прошептала Межан.
Мабатан подняла сначала пять пальцев, а потом еще четыре. Девять клириков. Пролетела еще одна стрела, чуть не задев ее руку, потом — еще две. Камьяр сделал всем знак распластаться на земле.
Роун дернулся, чтобы дотянуться до своего мешка, и почувствовал, что шрамы на груди у него разошлись. Но до меча он все-таки дотянулся. Он прекрасно понимал, что кроме него здесь никто не умел защищаться от врагов.
Плотно зажав в ладони рукоять меча, он слушал, как приближаются тяжелые шаги. Выглянув из-за скалы, Роун увидел крепко сбитого клирика, направлявшего на него заряженный арбалет. Роун подпрыгнул и выбил оружие из рук врага. При этом стрела сорвалась с тетивы и вонзилась в землю рядом с его ногой. Обнажив меч, клирик бросился на Роуна. Тот отразил нападение и сам нанес удар по мечу врага. Потом увернулся и с такой силой ударил клирика в грудь, что тот отлетел назад и ударился спиной о дерево. Оправившись от удара, он достал из-за пояса короткий полупрозрачный брусок и направил его на Роуна. Устройство что-то тихонечко пробренчало, и Роун ощутил в груди несильную странную боль. Она тут же превратилась в оцепенение, распространившись по всему телу. Руки у него онемели, он не мог больше сжимать рукоятку меча-секача, колени подкосились, и он как паралитик свалился на землю. При этом со всех сторон до него доносились крики и стоны. Он беспомощно смотрел на клирика, уже занесшего над ним меч, а в голове болью отдавалась мысль о том, что его поиски приключений обрекали спутников на смерть.
Но клирик так и не обрушил на него смертельное оружие — глаза его вдруг безумно расширились, рот раскрылся как у выброшенной на берег рыбы. Он упал, и Роун увидел, что из спины его торчит глубоко вонзившаяся вязальная спица.
К трупу подошел Камьяр, вынул свою спицу и стал вытирать с нее кровь.
— У нас, у сказителей, любимое занятие — вязание. Прекрасный способ снимать напряжение, как считаешь?
Внезапно наступила тишина, в которой хорошо поставленный голос вывел ноту «до» в среднем регистре.
— Талия, — прокомментировал Камьяр.
К «до» присоединилась нота «ля».
— Это Доббс.
Тут же послышалось «ми», образовав безукоризненно гармоничный аккорд.
— А это — Межан, — улыбнулся Камьяр. — Теперь все отчитались о проделанной работе.
Межан подбежала к ним и стала внимательно изучать странный брусок, а Лампи подскочил к Роуну.
— Тебя не ранили?
— Кажется… я… не могу… двигаться, — с трудом проговорил Роун, едва двигая непослушной челюстью.
— Ничего страшного, Роун, не переживай. Действие этого устройства прекратится через час, — сказала Межан, протянув к нему странное оружие.
Камьяр взял у нее брусок и положил в карман.
— Нам очень повезло — это самое совершенное оружие, которым они пользуются. Город сам боится того оружия, которое там создается, потому что его могут повернуть против самих Владык.
Поэтому минимум навыков и беззаветная отвага вполне могут обеспечить достаточную защиту. Но никто не знает, что случится, если начнется настоящая заваруха.
— Все девять клириков пали, пронзенные вязальными спицами, — произнес Лампи, оглядев поле боя. — Это что, те самые спицы, которыми вы обычно вяжете?
— Действенное оружие, ведь правда? — спросила Межан. — Они длиннее и значительно тяжелее, чем обычные вязальные спицы, но вес их развивает силу рук. Да и концы у них поострее будут, поэтому их можно использовать не только для вязания.
Она взяла спицу и метнула ее в невысокое деревце, стоявшее футах в двадцати от нее. Спица с убийственной силой глубоко воткнулась в ствол.
— Такой инструмент стоит нескольких царапин на пальцах!
— Больше никогда в жизни не повернусь спиной к человеку, который занимается вязанием, — торжественно поклялся Лампи, положив руку на сердце.
— Хвала небесам! — вскричал Камьяр. — Я взрастил еще одного актера!
Как и обещала Межан, через час Роун снова почувствовал покалывание в коже и скоро с помощью друзей он смог подняться и самостоятельно ходить.
— Ты уж меня прости, что я опередил тебя моей спицей, — извинился Камьяр. — Уверен, что ты и сам убил бы этого клирика, даже если бы тебе пришлось разорвать его зубами.
— Возможно. Хоть мысль об убийстве мне не доставляет никакой радости.
— Совсем никакой? Может быть, именно поэтому ему и удалось тебя вырубить.
— Не исключаю.
— Вот так рождается еще одна легенда о долгожданном избавителе, — с усмешкой сказал Камьяр. — Он скорее погибнет, чем ввяжется в драку, как истинный сын Негасимого Света.
— Не совсем так.
— Неужели? А что есть истина, Роун? Тебя учили уважать жизнь во всех ее проявлениях — так гласит известное избитое сказание. Потом тебя насильно сделали воином.
— Я бы не сказал, что это было сделано насильно.
— Тебе это было по душе, конечно, тебе это нравилось. У тебя талант к военному искусству. Дар, как сказали бы некоторые. И тебе бывает приятно его проявлять.
— Так мне говорил Святой.
— Может быть, он не во всем ошибался.
Роун опустил глаза, уставившись себе на ноги.
— Было время, когда и я так думал.
— А теперь?
Роун осторожно поднял рубашку и сморщился от боли, отрывая ткань от открытой раны.
Камьяр даже присвистнул.
— Красивая, конечно, но слишком уж большая.
— Это я получил в дар от тех семей, родственников которых я убил, используя мой, как ты говоришь, «талант», — сказал Роун.