Мабатан ловко спрятала лодку в зарослях и пошла дальше вдоль берега озера через буйные заросли тростника цвета ржавчины. Лампи и Роун следовали за ней.

Роун никак не мог забыть об этих людях, зверски убитых солдатами Города, которых называли клириками. А что, если они разыскивают его? Могла ли его видеть Стоув в Краю Видений? Или, может быть, тот стервятник, который парил тогда над ними, смог его выследить и направил по его следам погоню? Как бы то ни было, он был начеку и двигался с особой осторожностью.

Окончательно стемнело. Руки их были все в порезах от острых листьев камыша, они взмокли от пота и решили дать себе хоть небольшую передышку. Мабатан с Лампи уже собрались было устроиться на небольшой полянке, но Роун насторожился.

— Чувствуете этот запах? — спросил он и направился к воде по усыпанной пожухлой листвой траве.

Лампи с Мабатан молча пошли за ним. На берегу в беспорядке лежали десятки мертвецов.

Потрясенный этим страшным зрелищем, Роун стал пересчитывать трупы. Один, два, три… восемь, девять… тринадцать, четырнадцать… двадцать… двадцать пять…

Он пересчитал всех, надеясь уловить в том, что видел, хоть какой-то смысл, чтобы смерть перестала быть такой безликой, но прекрасно понимал, что никакого смысла в этом быть не могло. Пересчет трупов не придал смысла этой кровавой резне. Тридцать семь. Тридцать семь человек здесь были лишены жизни!

Мабатан побледнела как полотно. Лампи от волнения начал задыхаться. Несколько минут они стояли в полной тишине. Дальше по берегу, за невысоким холмом, девушка разглядела селение, но там не было ни движения, ни звуков, ни света.

— Всех уничтожили, — прошептала Мабатан.

— Почему? — не понял Лампи.

— Это ведомо только Городу.

— Там мог остаться кто-нибудь живой.

— Они никого не оставляют в живых.

— Может быть, кому-то посчастливилось спрятаться. Хотя бы детям, — сказал Роун, чтобы поддержать теплившуюся у Лампи надежду.

— Луна уже стала почти полной, — заметила Мабатан, нервы которой были натянуты до предела. — Нам надо уйти отсюда, пока она не взошла, и дальше выбирать путь там, где меньше света.

Лампи печально посмотрел на нее:

— Мы не можем оставить тела погибших валяться на берегу…

По решительным выражениям лиц друзей Мабатан поняла, что переубедить их ей не удастся, и вздохнула.

— Да, — произнесла она. — Мы не можем оставить покойных как есть, не воздав им должного. Я была не права, думая лишь о нашей безопасности. Спасибо, что напомнили мне о том, кто мы такие.

Набухшая луна нависла над селением, купая троих друзей в лучах странного неземного света. Изможденные от скорби и тяжкого труда, они вместе прочли прощальную молитву по усопшим, предав их ядовитым водам озера:

Собрав свои вещи и настороженно прислушиваясь к каждому звуку, они стали подниматься к вершине холма.

— Селение не было даже огорожено, — сказал Лампи.

— Может быть, они думали, что никто не станет на них нападать, потому что взять у них нечего, — вспомнив о Негасимом Свете, высказал предположение Роун.

— В таком случае они сильно ошибались, — с угрюмой сосредоточенностью произнесла Мабатан.

Стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, они подошли к разбросанным по селению домам, которые, казалось, никак не пострадали от вторжения убийц.

— Здесь, наверное, жили замечательные мастера, — прошептал Роун. — Каждый камень искусно обтесан и мастерски пригнан к другому. Смотрите, они даже цементный раствор не использовали!

Подойдя к первому дому, Лампи с восхищением провел пальцем по стыку между двумя камнями. Роун заглянул внутрь и увидел, что тарелки с остатками завтрака так и стояли на столе, постели были не застелены, в котелке около печки мокла фасоль.

— Должно быть, на них напали рано утром, — заметила Мабатан.

— С чего ты это взяла? — спросил Лампи, обратив внимание на стоявшую в ряд у двери детскую обувку.

Роун печально покачал головой:

— Разве на это должна быть какая-то причина?

Ответ на свой вопрос Лампи получил лишь после того, как они обошли все дома, а потом зашли в последнее строение, служившее, скорее всего, центром общины.

В отличие от жилых домов, в которых все осталось в целости и сохранности, в этой постройке все было варварски разгромлено и разрушено.

Повсюду в беспорядке валялись поломанные скамьи, стулья и столы, покрывавшие стены гобелены были в клочья изорваны и лежали в пыли. Лунный свет, струившийся из окон, освещал черные пятна крови, которой было залито все помещение.

Роун глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.

— Вот здесь всем им и устроили эту кровавую бойню.

— А тут мы, наверное, сможем узнать, почему это случилось, — сказал Лампи, подойдя к отверстию в стене, которое раньше было аккуратно заделано досками.

Рядом с дырой в стене лежал кремень для высекания огня и стояла свеча. Он высек искру камнем о свисавший со стены железный брусок и запалил свечу.

Спустившись по лестнице, они оказались в большой, скрытой от сторонних взглядов комнате. Даже в неярком мерцающем свете свечи им сразу стало ясным назначение этого помещения. Там стояли детские колыбельки, столики для кормления детей, а рядом было что-то вроде небольшой игровой детской площадки или манежа, на котором были разбросаны игрушки для малышей. Мабатан коснулась рукой деревянных паровозиков, тряпичных кукол, кукольной одежды, кубиков конструктора.

— Как думаешь, сколько здесь было детей? — спросил девушку Лампи.

— Не меньше шести. Причем разного возраста, — ответила она, не поднимая глаз.

С отсутствующим выражением лица Лампи поднял с пола детские счеты и стал щелкать костяшками, перекидывая их из стороны в сторону.

— Значит… клирики приходили сюда за детьми. Они всех их забрали, а взрослых перебили, чтобы другим неповадно было им сопротивляться. Именно поэтому они и не придали их тела земле, а оставили в назидание тем, кто будет проходить мимо. Лучше, мол, пожертвуйте малым, не то все отнимем.

Внимание Роуна привлекло что-то на стене. Он взял у Лампи свечу и поднес ее ближе к изображению, которое его заинтересовало. Разобрав, что это было, он пошатнулся и чуть не выронил свечу.

Там висела картинка с изображением девочки. Одета она была в вычурный роскошный наряд, будто особа королевской крови, на лице играла ангельская улыбка, весь облик ее источал благожелательность и