чувствительных горожан какое-то страшное, необъяснимое предчувствие чего-то очень плохого, масштабного и неизбежного.

А все потому, что в черновиках самого лучшего н-бургского фотодизайнера Вероники Ивановой уже появились первые наброски ее новой работы – рекламы магазина «Аэлита». Ее изобретательный или, как сказал бы маркетолог, креативный мозг уже породил тот карикатурный образ, из-за которого через каких-то несколько дней не станет ни ее, ни трех моделей, которых она пригласит на фотосъемку для этой рекламы, ни большинства горожан…

Вероника всего этого, конечно же, не знала. Она тщательно прорисовывала будущую рекламу, радуясь, как ребенок, каждому удачному эскизу. Не могла она знать и того, что в Н-бург уже вылетел ее дальний родственник, Петр Иванов. И уж тем более она не знала, что летит он в ее город с одной только целью – помешать ей, Веронике, завершить работу над рекламой «Аэлиты», а заодно и уничтожить все черновые эскизы, над которыми она сейчас так увлеченно работала.

Петр на такси въехал в Н-бург и, сразу же оглядевшись вокруг, понял, что город выглядит абсолютно таким же, каким он его видел в своем январском видении. С одной лишь, но очень существенной разницей – над ним еще не было страшных серых туч. Город был светлым и чистым, горожане казались веселыми и доброжелательными, а… пожилой, но довольно крепкий с виду таксист в клетчатой кепке с гигантским лейблом известной итальянской марки, являл собой полную противоположность тому мрачному таксисту, который «вез Петра из аэропорта в Н-бург» в январском видении. Узнав, что Петр в Н-бурге впервые, он за всю дорогу не умолк ни на секунду:

– Вы не представляете, в какой город вы приехали, – тараторил он, вовсю дымя папироской, вложенной в золотистый мундштук, – вы не смотрите, что мы на периферии, у нас знаете как все сейчас по-новому? Буквально все! От столиц не отстаем, держим нос по ветру…

Он демонстративно вытащил из кармана кожаного пиджака модный смартфон и положил его на переднюю панель так, чтобы его было хорошо видно. Гордо взглянув на Петра, он продолжил:

– Все настолько по-современному, что даже мы, коренные Н-бургчане, иногда не узнаем свой город. Все освежили! Ну вот во всем, даже в каждой мелочи новизна. Казалось бы, ну вот в этом-то, что можно изменить? И что вы думаете? Берут и меняют! Берут и переделывают! Берут и ломают, а на этом месте строят новое! И меняют-то все в лучшую сторону. Иногда утром встанешь, выглянешь в окно и диву даешься – как будто в другом городе проснулся. Засыпал, вроде, в Н-бурге, а проснулся в Гамбургере, тьфу, в Гамбурге… Жизнь бурлит, ускоряется… Несется галопом… Не задерживаясь на поворотах. Кто не удержался – вылетел на обочину. А что делать? Не хочешь жить по-новому – до свидания!.. Да какой там «до свидания»! Прощай, а не «до свидания»!.. Адьес, амигос!..

В чем именно новизна и свежесть Петр так и не узнал. За двадцать минут поездки от аэропорта до гостиницы, таксист, не вдаваясь в подробности, каким-то непостижимым образом обошелся очень обтекаемыми, общими фразами, каждая из которых была непохожа на остальные.

«Ничего себе! Это ж надо так профессионально лить воду! Прямо какой-то… бла-бла-близм»

Изумленный такими уникальными способностями этого говорливого и очень современного таксиста, Петр и не заметил, как доехал до Центральной улицы и совсем скоро – до гостиницы Центральная. Он вышел из такси, взял с заднего сидения свою сумку и услышал прощальную фразу:

– В общем, скоро сами увидите, как у нас тут все теперь… по-другому…, как все иначе у нас тут…

Такси уехало, а Петр с замиранием сердца огляделся по сторонам. Через дорогу он увидел знакомую зеленоватую неоновую вывеску «Кофейня», слева, вдали, виднелась все та же ярко-красная вывеска «ЦГНУМ»… Игрушечные особнячки… Вымощенные булыжником тротуары… Абсолютно все на Центральной улице оказалось точной копией той улицы, которую он до мельчайших подробностей помнил из своего видения. Вспомнив о тех страшных днях, Петр машинально задрал голову и посмотрел в небо. Легкие высокие облака, пробегающие по небосводу, не имели ничего общего с теми низкими, непроницаемыми тучами.

«Хм… А ведь прав был бла-бла-блист – вроде бы и тот же самый Н-бург, а вроде бы и другой совсем – солнечный, приветливый. Ну что ж…», – подумал сильно взволнованный из-за нахлынувших воспоминаний Петр, – «до начала серой интервенции осталось два дня. Приступим!»

Он решительно открыл дверь гостиницы и за стойкой ресепшена сразу же увидел свою старую знакомую – Аллу Степановну, которая, как всегда, сидела в своем кресле и, немного подавшись вперед, прищурив глаза, напряженно смотрела в экран телевизора. Алла Степановна была как две капли воды похожа на свою копию из видения.

Петр пересек знакомый холл, подошел к стойке и с улыбкой посмотрел на все те же рыжеватые цилиндры ее странноватой прически.

– Впервые в нашем городе? – не отрывая глаз от экрана, поприветствовала его Алла Степановна абсолютно нейтральным, без единой эмоции, голосом.

– Можно сказать, что впервые…, – нашелся Петр, продолжая завороженно разглядывать эту женщину, которую он уже прекрасно знал, но которая абсолютно не знала его.

Продолжая смотреть в экран телевизора, Алла Степановна выложила на стойку буклет с фотографиями номеров:

– Гостиница почти пустая. Так что можете выбрать себе любой номер. Есть…

– А можно угловой, на втором этаже, справа? Он свободен? – перебил ее Петр.

– Та-а-к… Да, можно. Угловой свободен, – заглянув в журнал, ответила Алла Степановна, – давайте свой паспорт. Меня зовут Алла Степановна.

«Я знаю, как вас зовут. И то, что вы ярая сторонница цилиндризма, я тоже знаю», – с улыбкой мысленно «ответил» ей Петр и кивнул:

– Очень приятно, меня зовут Петр.

– По всем вопросам можете обращаться ко мне, – сухо продолжала Алла Степановна, – кушать можете в нашем буфете. Но только завтракать и ужинать. Обеды у нас не готовят. Обедать можете в кофейне напротив. Там, вроде, неплохо…

«Я знаю, я знаю…», – вертелось у Петра в голове.

За его спиной послышались быстрые шаги.

– Это наша горничная. Обычно она убирается с десяти до двух, – проговорила Алла Степановна и отдала Петру паспорт.

При слове «горничная» у Петра задергалось нижнее правое веко. Он побледнел, медленно обернулся и увидел стройную белокурую девушку, совсем непохожую на горничную из его январского видения. Он с облегчением выдохнул, взял со стойки ключи, подхватил с пола сумку и, не спрашивая дороги, привычно устремился в свой номер по скрипучей деревянной лестнице.

– Второй этаж, направо, до конца коридора, – уже поднявшись на второй этаж, услышал он вдруг голос Аллы Степановны.

«Я знаю!», – мысленно крикнул ей Петр и, обернувшись, сказал:

– Спасибо, найду…

Петр прошел в номер. Огляделся.

– Даже не сомневался, – прошептал он, увидев свой номер, до миллиметра повторяющий его номер из видения.

Петр бросил сумку, устало сел на кровать и, опустив голову, задумался. Он думал сейчас о своей Лерке. С того момента, как до него дозвонился Егор, Петра не покидало ощущение, что главным виновником в гибели Леры был именно он сам. Ведь это он, поставив Леру перед фактом, что он все знает о ее связи с редактором, практически вынудил ее уйти из дома, заставил метаться, страдать и даже уехать из страны. С другой стороны, он же понятия не имел о ее февральском звонке Егору… Может быть, если бы он тогда узнал о том, что она раскаивается и хочет вернуться, то все сложилось бы по-другому, не так трагично… Сейчас Петр почему-то был уверен, что получив такой жестокий жизненный урок, она бы уже никогда не взглянула на другого.

«Что ж ты, Егор, мне ничего не сказал…», – горестно подумал Петр, но тут же помотал головой – «что за глупости? При чем здесь Егор? Ведь даже если бы он рассказал мне о том звонке, то это вряд ли что- нибудь бы изменило. Сто процентов – я бы поступил точно так же, как сказал Лере Егор – я бы просто промолчал. И не обнадежил бы, и не сказал бы «нет»».