– Этот каблук стоил ей жизни, – невольно вырвалось у женщины. Она сразу пожалела о своих словах – Борис ушел в себя, даже не взглянул на нее, не ответил. Продолжал потягивать кофе и смотреть куда-то в стену. – Прости.

– Ничего. Ты, конечно, думаешь, что я любитель случайных знакомств. Это не так. Я мог сколько угодно завести роман – на службе, через знакомых. Все знают, что я разведен, и стараются меня сосватать. Но мне не хочется заниматься скотоводством.

Мария чуть не поперхнулась:

– Чем?!

– Планированием семьи – кажется, так это называется? Спаривание, улучшение породы, материальные интересы и тому подобное. Хочется, чтобы в жизни была романтика, случай, судьба. Не думай, что с Юлей я был нечестен, соблазнил ее и бросил. В первый момент я был действительно увлечен, думал, все перерастет во что-то большее… Но не переросло. Это не моя вина, верно? Что же мне было делать – лгать? Связать себя и мучиться всю жизнь?

Мария слушала молча. Значит, он тоже в разводе. Наверняка живет один. Если и есть дети от первого брака, то они не с ним. Ему нужна романтика? Фразу насчет скотоводства она поняла – ее и саму первое время после развода упорно пытались с кем-то свести. Но она на эти встречи не ходила – было противно. Все станут смотреть на тебя, как на телку, которую привели к быку, чтобы начала рожать телят и доиться. Он прав. На удивление прав, хотя и груб.

– Да, это скверно, – тихо сказала она наконец. – Если люди сразу думают о браке, это даже хуже, чем если вообще не думают.

– Ты полагаешь? – Он оживился. – Вот и я считаю, что сперва нужно как следует притереться друг к другу, посмотреть, не ошибка ли это, а уж потом решать.

«Он что, боится, что я потащу его под венец? Глупый! Да разве это возможно! Кто сейчас женится против своей воли!»

– У тебя есть дети? – спросила она.

– Что? Нет. Почему ты спросила?

– Ты ведь был женат. И у меня нет, я тоже в разводе. А жаль, что их нет… Все-таки была бы не одна.

Мария сама не понимала, почему заговорила так откровенно. Наверное, потому, что все больше ощущала Бориса не возможным любовником, а родственным человеком, близкой душой. Ей было хорошо сидеть рядом с ним, пить кофе, говорить о семье. Никакого возбуждения она уже не ощущала, да и ее гость, видимо, тоже. Он не сделал попытки придвинуться, обнять, поправить ей волосы, пристально глядя в глаза, чтобы потом поцеловать – так, как это делают в мелодрамах. Просто сидел, положив ногу на ногу, курил, стряхивая пепел в пустую чашку, и развивал тему.

– Знаешь, после развода я очень многое понял. И прежде всего – что мужчина теряет больше, чем женщина, хотя больше вносил. Я отдал бывшей жене квартиру, машину, чуть не остался на улице. Друзья помогли снова встать на ноги, но я еще два года с ними расплачивался. А долги я терпеть не могу. Понимаешь, когда женщина, с которой ты худо-бедно прожил пять лет, говорит, что уходит, а ты знаешь, что идти ей некуда, поневоле ее обеспечишь.

– Она была не из Москвы?

– Из области.

– Неужели сирота? – съехидничала Мария. – Ты сказал, что ей некуда было идти.

Он махнул сигаретой, пепел упал на ковер, но Борис этого даже не заметил. Мария с тоской взглянула, как крохотный рыжий огонек постепенно гаснет, оставляя на бежевом ворсе коричневое пятно. Слегка запахло паленой шерстью.

– Это только так говорится. Она работала моим личным секретарем, я был моложе, наивней… Она была красивая – можешь мне поверить. Я тоже себя уродом не считал, думал, что женщина может меня полюбить за личные качества, а не за карьеру, машину или деньги. Ошибся!

– И решил мстить?

Эта фраза тоже вырвалась ненароком, как и про сломанный каблук, но Борис обиделся всерьез. Он оглядел женщину так, будто видел ее впервые и не понимал, как она очутилась рядом с ним на диване.

– Я от тебя такой черствости не ожидал, – проговорил он. – Решил, что ты сможешь понять…

– Могу, – Мария все еще была обижена за испорченный ковер. – Просто не понимаю, что ты делаешь из развода трагедию? Не ты первый, не ты последний. И мало ли приезжих женятся и выходят замуж по рассчету! Не в этом дело. Если бы она тебя любила, то не бросила бы.

– Мне казалось, что любила. С тех пор мне несколько раз говорили «люблю, ох, ах», но я уже не понимал, правда это или нет.

– Ну, твоя Юля доказала, что это была правда.

Борис встал, поправил рубашку за поясом, снял со спинки стула легкий бежевый пиджак. Женщина вскочила. Она понимала, что перегнула палку, дала волю языку, и теперь не знала, как это исправить.

– Постой, я сделаю еще кофе, – проговорила она, следуя за ним по пятам. – Извини, если была неправа…

Обернувшись на пороге, Борис ответил, что она была права, а он в очередной раз повел себя как полный идиот. Это пусть она его извинит. И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мария бросилась к окну, выходившему во двор, и проследила за тем, как он сел в машину и уехал. Потом задернула занавеску, открыла створку, потушила свет, чтобы не налетела армия комаров. На душе было тяжело, как будто она в самом деле кого-то незаслуженно обидела.

«Но что я такого сказала? – оправдывалась она перед собой. – Стоит коснуться этой покойницы, как он начинает сходить с ума. А ведь не врет – в самом деле переживает. Значит, есть сердце, значит, что-то чувствует… Если разобраться, то это ужасно. Знать, что ни в чем не виноват, и все-таки…»

Спать она легла поздно и перед сном еще раз выругала себя за глупость. Даже всплакнула немного, подумав, что после такого вечера он точно больше не появится. Не позвонит. Позвонить самой? Когда? О следующей встрече не было сказано ни слова. Конец всему.

Настя позвонила Антону в субботу вечером, как и договорились. Весь день она сидела дома и ждала звонка от Марии, который мог что-то прояснить. Одно слово «успехи» ее не только не устраивало, но даже тревожило. Что под этим понимать? Что Мария решила напиться до чертиков, возможно, уже это и сделала? У девушки появилось чувство вины, что из-за ее просьбы одинокая и не слишком счастливая женщина должна терять человеческий облик. Скорее всего совершенно напрасно…

Но Мария не звонила, явиться к ней домой казалось неловким, остался только Антон. Антон и те надежды, который на него возлагала Настя.

– Сперва мы потренируемся на тебе, родимый, – сказала она Котику, который щипал во дворе какую-то травку и при этом потешно чихал. – Посмотрим, можно ли доверить задание бойцу.

Пес поднял голову и внимательно посмотрел на Настю. Та кивнула:

– Дело касается тебя. Знаешь, мне не дает покоя твой хозяин. Если он написал свои координаты на ошейнике, значит, любил тебя и боялся, что ты пропадешь. Иначе бы не стал затрудняться. А ты пропал, и он тоже. Как все это понимать? Как вы друг друга потеряли?

Пес снова принялся за траву, потом углядел в песочнице забытый кем-то мячик, бросился за ним и немедленно прокусил. Так, с прокушенным мячиком в пасти, он бегал по двору, описывая круги вокруг новой хозяйки, а та размышляла.

– Перво-наперво надо туда поехать. По телефону не разговоришь человека, а вот при встрече можно. Если она, эта хозяйка, так ничего и не скажет, поспрашиваем соседей. Они должны хоть что-то знать. Во всяком случае запомнили бы собаку. Но одна я туда не поеду. Хватит с меня чужих квартир! Два раза сошло, на третий может не повезти. Мне нужен охранник. Ладно, Котик, домой!

Пес выплюнул обслюнявленный кусок резины и бодро потрусил впереди хозяйки. Он уже отлично знал и подъезд, и этаж, и квартиру, и когда Настя поднялась на площадку, ждал ее на коврике у двери, радостно потряхивая ушами. И девушка в очередной раз удивилась тому, как такая смышленая собака вообще могла потеряться.

Антон явился в назначенное время, воскресным утром. Настя велела ему