– Сколько тебе лет?

Девушка улыбнулась:

– Двадцать три. Достаточно, чтобы задуматься о своей жизни.

– О будущем?

– Нет. О той жизни, которую веду сейчас.

Валерьян Тимофеевич обернулся. Его грузная фигура темным пятном вырисовывалась на фоне открытых жалюзи. Погода все еще держалась хорошая, но было ясно – скоро наступит осень.

– Этот идиот никогда не внушал мне доверия, – сказал он. – И взяли-то его глупо. Глупее некуда! В гостинице зарегистрировался.

– Да. Так, значит, я увольняюсь.

– Жалко, – он присосался к сигаре. – Ты была лучшей секретаршей из всех, кого я знал.

– Почему вы ее спасли?

– Твою подружку?

– Да. Почему вы велели мне развести ее?

– Жалко стало. Сработало, понимаешь, такое реле. Замкнуло. Казалось бы – зачем мне проблемы? Пусть поубивают друг друга, если так хотят. Иной раз уже и не веришь, что можешь кого-то жалеть.

– А мне думается, не жалость, – твердо сказала Настя. – Вы просто что-то почуяли.

– Именно?

– Борис подбирал последние крохи, чтобы исчезнуть. И тогда бы он вам не заплатил. Вы это предчувствовали.

Тот бросил на нее ленивый, невыразительный взгляд. С трудом верилось, будто этот мужчина с лицом, будто выпеченным из непросеянной муки, может что-то чувствовать, а тем более – предчувствовать.

– Спас ее не я, – нехотя ответил он. – Спасла ты. Бросилась к следователю. Вами заинтересовались. Борис перепугался. Только потому она и осталась цела. Легко отделалась, знаешь ли.

– Но осталась на улице… – с укоризной сказала Настя.

– Меня это не волнует. Кредит взят – и она должна его отдать. А потом, жить у родителей – это не на улице. Могло быть хуже.

И он внезапно скрестил палец с дотлевающей сигарой:

– Понимаешь? Мог быть третий крестик на том поганом участке. Иди. Ты уволена.

Парень и девушка сидели за столиком у окна. В кафе было почти пусто. Пользуясь последними солнечными днями лета, публика высыпала наружу и теперь потягивала пиво за крытыми тентами. Настя пила чай. Антон уничтожал жареную картошку с рыбой. Внезапно молодые люди подняли глаза и улыбнулись друг другу.

– Вкусно?

– Еще бы, – Антон огляделся по сторонам. – И вообще, уютно тут. Не слишком шикарно, ну и что?

– Только запомни, – девушка перегнулась через столик: – Больше мы сюда не пойдем. Это неприлично.

– Почему?

– Нам тут все дают за счет заведения. А мы не халявщики. Понял?

Тот кивнул:

– Точно. Эта барменша с нас глаз не сводит. Знаешь, что у она у меня спросила? Я – не твой брат?

Настя засмеялась, закрыв рукой губы:

– Тише, дурень. Ты ничего не сказал?

– А что я мог сказать? – ответил парень с таким невинным выражением лица, что девушка рассмеялась уже в голос. Она-то помнила, что было прошлой ночью, и позапрошлой, и несколько ночей подряд. Но смеялась не потому. Ей было хорошо, потому что теперь – вот уж теперь-то – все было иначе! Теперь это был ИМЕННО ОН!

– Тише, – делано прошипел Антон, хотя вид у него был довольный. – Не забывай про наше инкогнито.

– Котик, – жалобно звала из-за стойки Рая, протягивая псу лакомый кусочек мяса: – Ну, возьми. Возьми, милый!

Спаниель, которого парочка привела с собой, поднял голову, но тут же перевел взгляд на Настю.

– Можно, – хозяйским тоном разрешила та. – Иди. Попрощайся.

Пес подошел к стойке, подчинился жарким ласкам барменши, деликатно съел мясо… И быстро вернулся под тот самый столик, где некогда сидели люди, которых он с перепугу даже не опознал. В его умоляющем взгляде было написано: «Ну ладно. Хватит вам. Дайте мне покой…»

– А тут становится шумно, – оглянулся Антон. Соседний столик заполнила шумная компания.

– Ничего больше? – выросла перед ними Рая. Оба отрицательно закачали головами. – А то, может, дождетесь шашлыков? Скоро будут готовы…

Она нервно обернулась:

– Ну, разорались! Это студенты. Переводчики. Вон та, – она хитро прищурилась, одним движением жирно накрашенных ресниц указывая на девушку, – живет с тем. Уж можете поверить моему опыту – я в таких вещах никогда не ошибаюсь.

Еще один взмах ресниц.

– Все время друг другу переводы читают. Иногда – ничего, трогательно. Иногда – ужас, что такое. И это – стихи?!

– Я перевел, наконец, – встал бледный черноволосый парень и оглядел друзей. Он опьянел с одной кружки пива и держался по этому поводу очень залихватски. – Послушайте. Сгодится на первый семинар?

Кто-то отхлебнул пиво, в воздух поднялись синие призраки сигаретных дымков. Настя встала и потянула из-под столика обленившегося спаниеля. Поднялся и Антон. Проходя мимо стола, где уселись переводчики, он негромко, интимно спросил:

– Вийон?

– Что? – с корпоративной гордостью не поняли его, непосвященного, одетого в потрепанные серые джинсы и дешевую рубашку.

– Я спрашиваю – перевод с Вийона? С Франсуа Вийона?

– Нет! – рассмеялся черноволосый парень – переводчик. – Это Элис Купер. Современная американская поэзия. Вийон…

Тот икнул и тут же томно завел глаза, стремясь отвести внимание от своего промаха:

– Вийон давно переведен.

– Ты слышала? – обернулся Антон к своей спутнице. И на его лице появилась спокойная, глуповатая улыбка, которую она не понимала, но уже успела полюбить. – Значит, ничего нового мы сегодня не узнаем!

Элис Купер, «Черная Вдова», перевод А. Малышевой.