каких! Вот, например, это малиновое — «Лакруа»!

— Значит, вскоре в твоей жизни появился Кабанов?

— Да. К весне, когда мой мальчик вдруг начал искать меня, я уже была с Кабановым. В приличном прикиде от «Лакруа». В этой самой квартире.

Тамира пригубила вино.

— Ты хотела вернуться к нему?

— Нет. Потому что любви больше не было. А для меня важнее всего любовь. Только она придает смысл всему.

— Знаешь, а я привык жить без любви, — признался Дымов. — Растворился в работе, гастролях… Страны, города, и каждый новый оказывается всего лишь продолжением пространства. Годы, которые оказываются всего лишь продолжением времени. И в этом пространстве и времени ты всегда один.

Тамира кивнула. В своих версиях пространства и времени она также была одинока.

— А у тебя есть друзья, Вадим?

Дымов усмехнулся:

— Есть. Сейчас скажу напыщенную банальность. Мой лучший друг — рояль.

— Понятно, — усмехнулась Тамира, — а почему так?

Дымов задумался. Может, причина в максимализме? Излишней требовательности? Ему всегда хотелось быть разбуженным дружбой, как выстрелом (как писал великий поэт), но не случалось.

В компаниях ему по большей части было грустно и сонно. И никаких выстрелов.

А вот глядя на Тамиру, он чувствовал себя разбуженным. Разбуженным любовью. И он знал, что завтра он будет играть только для нее, и это будет особенный концерт.

— Разве тебе не хотелось дарить этот мир кому-то? Путешествовать вместе?

— Конечно, хотелось. Я бы хотел дарить мир тебе, Тамира! Вдвоем мы бы объехали весь мир! И каждый твой день рождения отмечали бы в новой стране!

Дымову вдруг стало совершенно все равно, что эта женщина может рассматривать его в качестве трофея. Ну и что с того? Да он сам готов сдаться — добровольно. Принести себя ей в зубах и вильнуть хвостом…

Он казался себе Буратино, глупым и деревянным, который странствовал по свету, пытаясь отыскать сокровище, а оно ждало его здесь, за нарисованным очагом в родной каморке.

Да вот же она, та, которую ты ждал, о ком грезил! И белая кожа, и рыжие волосы, и тонкие пальцы с черным лаком на ногтях… Это она, она…

— Иди ко мне! — просто сказала Тамира.

И весь мир для него перевернулся.

Конечно, никаким разносчиком пиццы он не работал. Просто Олега в очередной раз подвела тяга к игре. Столько времени держался — и вот сорвался, опять проигрался в пух и прах. За три дня до Нового года играл с приятелями в бридж, а один из них возьми да и скажи ради смеха:

— Предлагаю пари, проигравший выполняет мое желание.

Олег, хоть и был пьян, все-таки поинтересовался:

— Какое желание? Может, ты, сволочь, захочешь, чтобы я с последнего этажа прыгнул? Так не дождешься!

Приятель успокоил:

— Таких жертв не потребуется. А вот пусть проигравший в новогоднюю ночь развозит по заказам еду и выпивку в компании, которая принадлежит мне.

Ударили по рукам — и понеслось. Играли полночи.

Максимум острых ощущений. Особенно у Олега, потому что он сразу стал проигрывать и проигрался совсем.

А жестокий приятель радостно потер руки:

— Ну все, давай выполняй! Тридцать первого заступаешь на смену. Потом отчитаешься, я тебе заплачу, как обычному сотруднику.

Так и получилось, что в новогоднюю ночь Олег, как последний лох или бедный студент на подработке, развозил жрачку. И было ему так хреново!

А с другой стороны, никаких особых планов насчет новогодней ночи у него все равно не было. Ну сидел бы сейчас с теми же приятелями-дебилами и кидал карты, — весело, что ли? Или вообще лег спать, потому что Новый год с давних пор терпеть не может. А так поездил, посмотрел, как люди веселятся, забавно даже. Впрочем, забавно было до тех пор, пока он не увидел ее.

После чего все стало плохо, кошмарно, ужасно. Кто бы мог подумать, что дурацкая шутка выльется в такой трагифарс? Надо же, увидел рыжую!

До этого он часто представлял, как они встретятся однажды, и фантазировал, придумывая детали и обстоятельства. В реальности же все произошло совершенно по-идиотски.

Когда он узнал Тамиру, его словно контузило. Даже понять не успел, что произошло. А когда увидел этого очкастого идиота, причинно-следственные связи установились довольно быстро, даже с учетом контузии, и захлестнуло волной ярости. Не удержался — надел ему на морду пиццу.

Что было в руках, тем и воспользовался. Была б бомба, не задумываясь, кинул бы. Ревность — страшное чувство.

Он и раньше рыжую ревновал по-черному и всегда боялся, что однажды ее потеряет. Может, потому и вел себя, как последний придурок?

А она такая же красивая. Живет с папиком. Понятно, позарилась на бабло, не иначе. Она и от него ушла, потому что захотелось сытой жизни. А что он мог ей дать? Не работал, редкие случайные деньги проигрывал в карты, а раздражение срывал на Тамире.

Последний год они мешали любовь с ненавистью; каждый день скандалы, чуть ли не до драки. С ним тогда вообще происходило что-то затягивающее и страшное. Не гнушался дурью, плотно сидел на траве, с игрой никак не мог развязаться. Бывало, по несколько дней не появлялся дома, даже не звонил рыжей.

И изменял ей, не без этого. Когда возвращался, за бурным выяснением отношений следовало примирение, и вроде все шло хорошо. До очередного срыва.

Она хотела ему помочь, пыталась отвлечь, вытащить. Но не понимала, что помочь никому нельзя, если только сам человек не захочет принять твою помощь. А он в тот момент не хотел. Просто не понимал, насколько все далеко зашло.

Кроме всего прочего, ему тоже порядком надоели ее странности. Их жизнь была похожа на балаган! Не каждый смог бы жить с женщиной, которая плачет невпопад и не к месту смеется; женщиной, которая, собираясь мыть посуду, зачем-то надевает шляпу. В общем, наверное, он устал от ее чудачеств и истерик.

Она все время ныла: мол, я тем не стала, этим не стала, а вот тем уже точно и не стану никогда. Ею надо было заниматься, а он погряз в собственных неудачах.

Когда рыжая ушла от него, он, если быть честным, не сразу это заметил. Слишком много оказалось проблем, требующих разрешения. Надо было себя за голову из болота вытаскивать. И он стал выкарабкиваться. Понемногу.

А потом почему-то вдруг захотелось что-то изменить. Может, карты так легли или звезды выстроились, а может, в башке что-то щелкнуло — но просвистела вдруг шальная мысль: а так ли я живу, а не будет ли потом мучительно больно и так далее…

И совершил над собой нешуточное усилие: отказался от допинга (только иногда — снотворное на ночь), перестал играть по-крупному (так, детский преферанс с друзьями), устроился на службу, благо приятель позвал в модный журнал фотографом. Зарабатывать стал прилично, на жизнь более чем хватает.

В общем, вроде выкарабкался.

И когда жизнь вошла в нормальную колею, затосковал по рыжей. Просто по-звериному. Долго искал ее, но так и не нашел. Никаких сведений, как будто она улетела на другую планету. И вот сегодня с другой планеты ему помахала рукой — красивая, недосягаемая, утраченная навсегда…